— Подумай, парень! Этот Сын что-то пробормотал. Я слышала. А ты что услышал?
— Гм… что-то насчет какого-то скольжения… кто-то поскользнулся на крови?
— Нет, — сказал его коллега, — «выскользнуть из города», да, точно. Как раз то, чего нам всем хочется.
— Прекратить! — сказал капитан Мартан.
— Я слышала, — сказала я, — как он говорил насчет того, что Эдрику удалось разглядеть, как выскользнуть из города.
— Мне кажется, я тоже услышал что-то подобное, — согласился со мной Мартан. — У нас нет сведений об убийствах или кражах — из лагеря никто не убегал. Во всяком случае, я об этом не слышал.
— Если бы Эдрик где-то затаился, вы бы ничего и не услышали.
— Если он скрывается, то, может, он не один? — спросил капитана Хассо.
Мартан, казалось, был скорее озадачен, чем обеспокоен.
— Подумайте хорошенько. У нас и здесь полно работы, не хватало еще заниматься прочесыванием деревень, где вообще никто ничего не говорит.
Я кивнула на неподвижно лежащего Сына:
— Приведите его в чувство. Он должен рассказать все, что знает.
— А как ты собираешься этого добиться? — холодно спросил Мартан. — Что ты имеешь в виду, Йалин?
Честно говоря, я и сама не знала, что имею в виду. Впрочем, знала — но сразу отогнала от себя эту мысль. Передо мной встал Капси — ему ломали и выкручивали суставы, дробили кости, жгли. «Нет, нет, никогда! — сказала я себе. — Ни за что не пойду я на это».
— Мы его напугаем, покажем ему кое-какие штуки, которые они сами используют, — сказала я.
— А если он все равно будет молчать? Я не нашла что ответить.
— Покажем ему некоторые приспособления, использовать их не будем, — продолжал Мартан, — а слухи пойдут по всей округе. Нам перестанут доверять. Заметь, я полностью согласен, что мы не должны применять… — он запнулся, — пытку. Потому что… ну потому что я не хочу, чтобы когда-нибудь пытали и меня. — Он спокойно смотрел на меня, словно предоставляя мне право решать самой. Ну как я в это вляпалась? Все произошло так быстро.
— А что, мы не сможем устроить хорошее представление?
— Возможно, он тут лежит и спокойно вас слушает, — сказала Джизбел, — и притворяется, что потерял сознание. — Она с интересом взглянула на меня.
Мартан ей возразил:
— Вряд ли. Меня самого как-то раз огрели по голове. Но все-таки решайте поскорей. Здесь не клуб дебатов о проблемах морали.
Решайте. Решать-то придется мне.
— Хассо, — пробормотала я. Хассо, казалось, сжался. — Может быть, он ничего особенного и не знает, — сказала я.
— А если знает? — Мартан был неумолим.
В самом деле, если он ничего не знал, то зачем тогда предпочел получить удар по голове, как только понял, что проговорился?
Когда я впервые пришла в лагерь, то первым делом спросила о списке пленных. У них был такой список, но Эдрика в нем не было, а списка умерших или погибших не было вообще, что и неудивительно. Итак, первой новостью, которую я получила, было то, что Эдрик по-прежнему жив. Подтвердить это можно было только одним способом. Но этот способ был неприемлем.
И тогда я решила. Несмотря на то что случилось потом, я по-прежнему уверена, что решила правильно, иначе у меня на душе остался бы горький осадок.
— Мы будем допрашивать его без всяких пыток. Все, казалось, почувствовали облегчение. Хассо выпрямился и расправил плечи.
— Прекрасно, — сказал он, — прекрасно.
Мартан облегченно вздохнул. Джизбел радостно заулыбалась.
Один из охранников вылил на голову Сына ведро воды, тот застонал, после чего его подняли и усадили на стул.
Мы попытались у него выяснить, бежал ли Эдрик, если бежал, то куда и почему. Разумеется, Эдрик вполне мог погибнуть. «Выскользнуть из Веррино» могло означать и такое: он покончил с собой.
Мы прилагали все усилия. Сын устроил нам великолепный спектакль — демонстрируя, как сильно страдает от удара по голове и что вообще у него амнезия. Нам пришлось сдаться, и его увели. Если этот скот притворялся, то делал это так искусно, подворачивая и волоча ноги, что охранникам пришлось чуть ли не тащить его на руках.
И что же произошло потом, как не полное превращение нашего доброго капитана? Еще несколько минут назад он и слышать не хотел о прочесывании деревень. Теперь же внезапно изменил свое решение и объявил, что собирается возглавить небольшой отряд, который отправится на пару дней в ближайшие селения и будет заниматься поиском улик.
Я думаю, что Мартан решил просто отдохнуть от службы в лагере; может быть, сделали свое дело дубинки. Двухдневная прогулка по окрестностям Веррино вряд ли бы что-либо дала, разве что по какому- нибудь невероятному стечению обстоятельств. С другой стороны, короткий отдых — это тоже неплохо.
Не хочу ли я пойти вместе с его отрядом? А Хассо?
Конечно хочу, мы оба пойдем.
— Если мы пойдем в направлении Тичини, — предложил Хэссо, — мы сможем провести ночь в винограднике.
— Почему бы и нет? — легко согласился Мартан. — Если какой-нибудь Сын прячется в винной бочке, мы его оттуда выльем.
Итак, на следующее утро мы с Хассо в сопровождении Мартана и шести джеков-соддат отправились в путь. Чем дальше мы уходили от города, тем легче становилось у нас на душе. Стоял жаркий летний день, но небо было покрыто дымкой, поэтому солнце не припекало, а пыль под ногами смягчала шаги. Все камни и валуны на этой дороге в течение многих лет тщательно собирались и складывались на обочине, в результате чего образовали низкую ограду, двойную стену. Этим занимался специально нанятый в Тичини работник. Все это делалось для того, чтобы пустые бутылки, изготовленные в стекольных мастерских Веррино, не болтались и не разбивались при перевозке на виноградники и обратно. Так нам объяснил Хассо, пока мы шли по дороге.
Но не прошли мы и пол-лиги, как увидели нечто иное — ограда вдоль дороги была разрушена, камни вывернуты и разбросаны по сторонам. Среди кустиков утесника, покрытого золотисто-желтыми цветами, я увидела чью-то ногу, обутую в сапог.
Я позвала своих спутников.
Мартан сжал губы:
— Здесь, как я помню, была заваруха.
На трупе была обыкновенная обувь, а не сапоги с раздвоенным носком, значит, это не джек.
— Может быть, это Эдрик, — мрачно сказала я.
— Это может быть кто угодно. Не думаю, что это он, раз ему удалось улизнуть под самый конец.
— Может, ты посмотришь?
— Я же не знаю, как он выглядит, Йалин, — только по твоему описанию. Только ты можешь его опознать.
— О! — Я проглотила слюну.
— Я пойду с тобой, — предложил Хассо, и, продираясь через кусты утесника, мы пошли смотреть мертвеца.
Окоченевший труп лежал на спине, распространяя тяжелый запах. На нем были драные брюки и рубашка. Лицо было разрублено пополам, в ране копошились насекомые. Опознать эти останки было невозможно. При взгляде на них даже не тошнило. Глубокая рваная рана выглядит ужасно, но кости и кожа
