кота. — Она нахмурилась. — А этот маг непременно был волшебником?
— Думаю, да, — сказал Ханнер. — Жрец не сделал бы ничего подобного, да и ведьмы, насколько я знаю, никогда не пойдут против природы. Полагаю, тут мог бы потрудиться колдун или демонолог, — вот только я никогда ни о чем подобном не слышал.
Мави с любопытством глянула на него.
— Откуда ты столько знаешь про магию? Ты ведь говорил, твоей семье запрещено изучать ее.
— Нам запрещено заниматься ею, — поправил ее Ханнер. — Знати Этшара нельзя ни учиться магии, ни использовать ее в личных целях — однако мы, разумеется, можем нанять волшебника, если это нужно городу, иначе просто не смогли бы им управлять. Но узнавать про магию мы можем все, что захотим, — и вот именно этим-то я и занимаюсь с тех пор, как умерла моя мать, — беседую с волшебниками по велению дяди. Он свихнулся на магии и, когда не занимается делами правителя или не крутит романы, пытается вызнать о ней все, что можно. — Ханнер вздохнул. — А когда он занят — с правителем ли, с женщинами ли, — это делаю за него я.
— Звучит великолепно.
— Ничего хорошего, поверь мне.
— Ох, — сказала Мани. — Но тебе по крайней мере интересно?
— Иногда. — Тема была Ханнеру неприятна. Он бросил на каменного кота последний взгляд и отошел от ограды. — Пошли.
Они миновали квартал и свернули влево, на Восточную улицу — и сразу же вместо красивых усадеб и складов пряностей Нового города их окружили древние, покосившиеся дома. В Старом городе не стоило ни мешкать, ни громко говорить, но через четверть мили парочка подошла к большой каменной дамбе в верхнем конце Старого канала, а за дамбой лежала Рыбачья слобода.
— Почему, интересно, этот канал воняет не так мерзко, как тот? — проворчал Ханнер, когда опасные улочки Старого города остались позади и их окружили обычные дома и лавочки слободы.
— Может, его лучше чистят? — предположила Мави. — А запах, кстати, не сказать, чтобы приятный.
— Пф! — фыркнул Ханнер. Его задело, что Старый канал, отделявший Рыбачью слободу от Старого города, каким-то образом умудрялся вонять меньше, чем Большой канал, который окружал дворец правителя и соединялся с морем.
Ханнер и Мави прошли слободу и вышли к Новому рынку, где свернули на улицу Плотников и очутились у дома Мави — узкого, трехэтажного, втиснутого между двумя точно такими же.
Несмотря на то что семья жила, на улице Плотников, отец Мави был торговцем инструментом и оружием; кстати сказать, именно он обеспечивал копьями городскую стражу. Мать Мави помогала мужу в расчетах, а сама Мави вела хозяйство. Все это, заметив интерес брата к девушке, объяснила Ханнеру Нерра.
Ханнер не бывал здесь прежде. Когда Мави показала на дом, он замер посреди улицы. Он снова держал ее за руку; теперь он выпустил ее пальцы и, уставясь на дом, пробормотал:
— Ну, вот ты и дома...
Выщербленный камень стен некогда был блестящим и гладким. Широкие оконные рамы покрывал резной цветочный узор, когда-то, наверное, ярко раскрашенный — хотя об этом в тусклом свете факелов на углу судить было трудно. В одном из окон горел масляный светильник, но стены были толсты, а окно глубоко утоплено, так что переплета достигала лишь малая толика света. На петлях, в былые дни державших тяжелые ставни, теперь висели бронзовые колокольчики, иногда тихонько позвякивающие под морским ветерком.
Две широкие каменные ступени вели к парадной двери, выкрашенной в зеленый цвет и по краю обитой черным железом. В маленькой нише у дверей когда-то, должно быть, стояла фигурка божества, теперь же ее сменил горшок с цветами. Дом этот, подумалось Ханнеру, — прекрасный пример традиционной этшарской архитектуры, скорее изменяющейся со временем, а не строго соблюдающей прежние каноны.
— Спасибо, что проводил меня, — сказала Мави. Потом, к удивлению и удовольствию Ханнера, поцеловала его и, повернувшись, побежала к дверям родительского дома.
А Ханнер остался на месте и стоял так довольно долго после того, как Мави исчезла в доме, смакуя воспоминание о ее поцелуе. Его, конечно, целовали и раньше, но никогда — Мави. До этой минуты он не был уверен, что их интерес друг к другу взаимен.
А это не так уж и невозможно, сказал он себе. В конце концов Мави — из семьи торговцев, обеспеченной, конечно, но не богатой по-настоящему; брак с лордом, даже таким завалящим, как он, помог бы ей подняться по социальной лестнице.
И он все-таки не совсем урод, пускай и в дюжину раз не столь обаятелен, как дядюшка.
Может, он и вправду ей нравится.
Ханнер чувствовал себя куда моложе своих двадцати треx, когда стоял, глядя на закрытую зеленую дверь дома Мави. Он перестал смущаться в присутствии женщин лет в шестнадцать-семнадцать, но Мави как-то удалось воскресить в нем ту давнюю неуверенность подростка.
Уж не означает ли это, что он влюбился?
Глупо, конечно, но отрицать такой возможности Ханнер не мог.
А еще ему пришлось признаться себе, что ноги его почти не держат. Пора было плестись домой — в постель. Солнце село давным-давно, улицы почти опустели, и дядя Фаран, без сомнения, успел уже закончить все свои дела с Исией, или как там ее зовут.
Ханнер взглянул на небо. Тучи скрыли почти все звезды — тьма ночи стала тусклой, и понять, сколько времени, было нельзя. Меньшая луна стояла низко на востоке, но Ханнер не мог припомнить, когда она встает или заходит.
Падающая звезда прочертила свой путь по небу; Ханнер смотрел, как она мчится с юга на северо- восток, и думал: какая она огромная и яркая. Интересно, подумалось ему, настоящая ли это звезда или кто- то вызвал ее огненным заклятием; а может, это и вовсе не звезда — просто полетел куда-нибудь маг.
Но, что бы это ни было, его оно не касалось. Он вздохнул, повернулся и поплелся назад во дворец.
На углу улицы Плотников — он как раз сворачивал с нее на Рыночную — Ханнер споткнулся, и у него перехватило дыхание. Он не понял, почему споткнулся, — вроде его что-то ударило, хотя ничего не было. Его обдало мгновенным жаром, он ощутил удушье — но все тут же прошло, и он не успел ничего обдумать, потому что услышал крик.
Ханнер выпрямился и широко раскрыл глаза. В отдалении вопило несколько голосов — четыре или пять, а может, и больше. Все они зазвучали одновременно, как раз когда у Ханнера перехватило дыхание.
Где-то вдали что-то рушилось. Бились стекла, падали тяжелые предметы... И над всем висел крик.
Потом, когда он пытался понять, в какой стороне кричат, вопли вдруг смолкли — один за другим, — и в наступившей тишине Ханнер понял, что доносились они с разных сторон. Полдюжины голосов в Рыбачьей слободе и на Новом рынке начинают кричать одновременно... Естественной причины этому быть попросту не могло.
— Магия, — проворчал Ханнер. Ему припомнилась падающая звезда, которой он любовался пару минут назад, и он подумал: а нет ли здесь связи? Ханнер нахмурился и постарался отогнать мысль о том, что все это может быть началом крупных неприятностей.
Он не мог припомнить ни одного заклинания, способного сотворить такое, но ведь магия — особенно волшебство и демонология — совершенно непредсказуемы.
Ханнер глянул на небо, но падающих звезд больше не было. Зато он разглядел несколько больших темных силуэтов — крупных ночных птиц или магов, спешащих по делам. В темноте, да к тому же на расстоянии, судить о размерах было трудно.
И тогда он снова услышал звон стекла и причитания — на сей раз гораздо ближе, откуда-то справа. Хоть у него и болели ноги, Ханнер перешел на рысь и припустил на голос. Кому-то, возможно, нужна его помощь.
