положил фотографию на стол.
— Вот что, дружок. Сейчас приедет врач. Умелая перевязка, какие-нибудь лекарства… А это вам на бульон — только не благодарить, никаких благодарностей, дружок! Как-никак мы со своим автомобилем тоже немного виноваты в этом несчастье.
Он положил монету на фотографию и стал застегивать пальто. Оставаться здесь, пока врач будет потрошить его, — нет уж, спасибо. Этого от него нельзя требовать.
— Вы только лежите спокойно. Травма, надеюсь, не особенно серьезная. Врач сообщит мне потом по телефону… А завтра я снова загляну.
Человечек растрогался, даже слезы выступили у него на глазах. На лестнице уже раздавались шаги, и мистер Брайтинг поспешил выйти.
— Так-то, дружок. Передайте привет Амалии. Я еще заеду.
И мистер Брайтинг приехал снова. Около шести машина остановилась перед домом. На этот рая вышел не сапожник, а его жена. Здороваясь, она присела и побежала вперед, вытирая на ходу передником перила лестницы, которые сегодня, будто в честь важного посетителя, были грязнее, чем обычно. Отогнав прочь назойливых ребятишек, она отворила дверь перед мистером Брайтингом и снова присела.
Он приветливо кивнул ей.
— Ну, как поживает мой протеже?
Разумеется, мистер Брайтинг не счел нужным выслушивать ее ответ. Он вошел в комнату упругой походкой, расстегивая пальто так, чтобы был виден его новый костюм и часовая цепочка с брелоком, усыпанным бриллиантами.
Больного, оказалось, перенесли в маленькую комнату, а кровать с тремя подушками, письменный столик и этажерка с книгами стояли в первой. Человечек лежал на кушетке, совсем осунувшийся, серый. Он не спал и, как показалось мистеру Брайтингу, не проявил при виде его никаких признаков радости или интереса.
Жена сапожника отодвинула стул от изголовья кушетки ближе к окну.
В комнате стоял неприятный запах лекарств, воздух был спертый, тяжелый. Мистер Брайтинг, как приличествует посетителю, обвел взглядом обе комнатки, задержавшись на низенькой двери, за которой должна была находиться кухня, прислушался и словно бы остался чем-то недоволен. Жена сапожника отошла к изножью кушетки, больной часто заморгал глазами.
Мистер Брайтинг нехотя улыбнулся.
— Как вы поживаете, дружок?
Человечек сморщил лицо.
— Плохо, мистер. Врач говорит, получился разрыв… каких-то сухожилий… Днем еще ничего, а ночью одно мученье. Да еще когда он начинает промывать да перевязывать…
Он застонал так, словно перед ним был сам врач, который собирался мучить его. Но мистер Брайтинг толком даже не расслышал его жалоб.
— Что, что, дружок? Ну, ничего, придется вам некоторое время полежать. Какие-нибудь лекарства, с утра чашка бульона… А почему у вас дверь на площадку всегда отперта и там весь день шумят дети?
— Мне это не мешает. Мы люди привычные. И днем я все равно не сплю.
— Но ведь к вам каждую минуту может войти посторонний человек, а вы даже не в состоянии подняться. Еще украдут что-нибудь. И потом — вас тревожат, а это вредно для больной ноги.
— Ничего, не вредно, мистер. Мы тут привыкли заходить друг к другу. А украдут… что здесь украсть- то?..
— Смотрите, дружок. Позвольте вам заметить — вы пренебрегаете своим здоровьем. А со здоровьем шутить нельзя.
Мистер Брайтинг встал, прошелся, потом переступил порог и как следует осмотрел переднюю комнату. Кровать с тремя подушками. Перед ней, на полу — маленький, видимо, самодельный коврик. Посредине — три красных мака, по краям обшит коричневым шнурком с кисточками. Мистеру Брайтингу показалось, что в прошлый раз коврика не было. Верно, теперь только постелили… Хм…
Жена сапожника опять подбежала к стулу, не зная, надо ли его вынести в другую комнату или оставить на месте. Возвращаясь обратно, мистер Брайтинг увидел, как она, нагнувшись к больному, что-то шепнула ему. После этого человечек повернул голову набок и старался дышать в стену.
— Больше у меня нет времени, дружок. Вижу, что дело у вас идет на поправку. Только лежите спокойно, и недели через две вы снова будете на ногах. Да, да. Современная медицина располагает средствами против многих осложнений.
Мистер Брайтинг вынул часы, посмотрел на них и, будто между прочим вспомнив что-то, оглянулся на дверь.
— Мне кажется, вы говорили… у вас есть дочь?
Жена сапожника утвердительно закивала головой.
— Как же, Амалия…
Мистер Брайтинг вопросительно взглянул на часы, потом на больного.
— Мне кажется… Сейчас двадцать пять минут шестого.
Человечек кивнул головой и поморщился от боли.
— Да… Только теперь она приходит после шести. В прачечной много работы, и она остается еще на час, — конечно, за это платят особо…
— Будьте здоровы, дружок. Я еще приеду. В пятницу, если удастся.
И мистер Брайтинг торопливо вышел, с силой захлопнув за собой дверь.
В пятницу он приехал чуть попозже половины седьмого, по застал только врача, который уже надевал пальто. Врач с конфиденциальным видом показал на дверь, за которой лежал больной, и сказал по- французски:
— Дела у бедняги довольно плохи. Пришлось пустить в ход все средства, чтобы остановить начавшееся заражение крови. Кости целы, но связки и сухожилия повреждены окончательно. Эта нога у него или совсем останется неподвижной, или только будет слегка сгибаться в колене.
За стеной охнул больной.
— Вы не находите, что ему нужна сиделка? У него есть дочь, но она работает где-то в прачечной. До чего эти люди наплевательски относятся к своим болезням.
Врач пожал плечами.
— Таких больных целесообразнее всего лечить в клинических условиях. Если вас интересует судьба бедняги, переведите его куда-нибудь из этой трущобы. Здесь без риска и с лестницы не спустишься.
На этот раз мистер Брайтинг подождал только, пока врач не сошел вниз. Когда же он сам с большим риском сходил по ступенькам, то встретил женщину в коротковатом пальто и фетровой шляпке. Лица ее он не разглядел в темноте, но по тому, как она пугливо посторонилась и, неловко поклонившись, взбежала по лестнице, мистер Брайтинг решил, что это и есть Амалия.
Внизу, у двери, он долго натягивал перчатки. Вспомнил, что следовало бы оставить немного денег. Не подняться ли опять? С другой стороны, возвращаться ему не хотелось. Он вдруг оробел. Непонятно, откуда это у него? Неужели нервы не в порядке?
Недовольный, почти злой, мистер Брайтинг сел в автомобиль.
В воскресенье днем он едва успел застать Амалию. Она уже выходила из комнаты, одетая в коротковатое пальтишко, в фетровой шляпке. Мистер Брайтинг распахнул пальто так, чтобы видно было новый костюм и часовую цепочку с брелоком, усыпанным бриллиантами. Вежливо поклонился и стал расстегивать перчатку. От него пахло духами и сигарами.
— Мисс Амалия?
Амалия робко склонила голову и больше уж не поднимала глаз. Мистеру Брайтингу она показалась не такой хорошенькой, как на фотографии, особенно в профиль. Впечатление портил довольно большой нос и длинноватая верхняя губа. Но если глядеть анфас — не видно ни малейшего недостатка. Главное, она выглядела еще моложе, чем на фотографии. Совсем девочка — свеженькая, полненькая. Даже под пальто заметно вырисовывалась высокая грудь и округлые линии плеч. И какая застенчивая! Не важно даже, что это — естественная ли робость бедной девушки или расчетливое кокетство.
