упрек. Они живут и работают в других условиях, чем мы. Мы жили, страдали и мечтали каждый сам по себе. У нас не было общества, кроме нас самих и маленьких групп идеалистов. Теперешняя молодая интеллигенция с первых же дней вовлекается в водоворот общественной жизни и борьбы. Выхваченная из теплого лона семьи и ее опеки и брошенная на житейский сквозняк. Семья утратила свое влияние руководителя и законоположника. Я не скажу, что это плохо. Семья, это замкнутое в себе целое, где царит узость, предрассудки, традиционность, близорукая эгоистическая любовь и затхлый дух себялюбия. Даже в самых лучших свободомыслящих семьях. Я не знаю отца и матери, которые не намеревались бы вырастить ребенка по своему образу и подобию… Сужу по своему опыту. Мы можем быть счастливы, что наши дети служат тем же самым идеалам, которые были дороги и нам. Это дает нам право немного гордиться собой. Это доказывает, что наши идеалы коренятся в реальной жизни и что у них есть будущее, что молодое поколение пытается осуществить то, о чем мы так мечтали и фантазировали.
Берг все время спокойно смотрит на покрасневшее не то от внутреннего пыла, не то по другой причине лицо друга.
— Ты высокого мнения о нашем молодом поколении. Разумеется, ты более компетентен в этом вопросе. Ты можешь ходить, бывать на митингах, собраниях и слушать. Но не ставь это и мне в упрек. Мои мысли не такие безногие, как моя бренная оболочка. Отголосок порою характернее голоса. А я внимательно прислушивался к ним все эти годы. Говорить оно умеет, это молодое поколение, куда лучше нашего. А то, что оно якобы говорит то же самое, о чем фантазировали мы… не знаю, стоит ли нам этим так уж гордиться. Я слыхал и сам полагаю, что у каждого поколения должны быть свои идеалы. Если молодое поколение повторяет только то же, что старое, то оно бедно собственными мыслями и само по себе является лишь копией старого поколения. Значит, оно звенит чужими деньгами в своем кармане. А по аннулированному векселю в жизни ничего не купишь. Жизнь движется по тем же старым рельсам и ждет другого поколения, которое проложит новый путь.
Анна ласково прикасается к руке мужа.
— Екаб, ты забываешь, что великая идея не может явиться усилием одного человека и одного поколения.
Берг легко берет ее руку и кладет рядом на стол.
— Ах и ты за философствование! Не угодно ли, вот вам то, что Арай назвал семейной узостью и эгоистической любовью! Первое требование к интеллигентному человеку — это свобода от слепой, эгоистической идеализации ребенка. От любви к такому, каким он есть, ради такого, каким должен быть. Великие идеи не могут быть результатом усилий одного человека, это верно. Но это констатируют хронисты и историки. Вдохновленное жизненной борьбой поколение всегда борется за свои, за новые идеи. Продолжение идеи — есть только идейный рефлекс, отражение без сияния и горения. Теплота тут может быть, но огня нет.
Нета хочет что-то сказать, но Валдис удерживает ее и укоризненно качает головой.
— Значит, ошиблись мы в тебе и в твоей книге. Мы-то думали, ты обращаешься к нам. А выходит, смотришь поверх наших голов — на какое-то другое, более молодое, может быть, еще несуществующее поколение. Но без нас оно невозможно. Мы еще непонятый этап в ходе идейной борьбы. И если даже мы сами это сознаем, так неужели от этого утратили свою ценность? Я не знаю, повредило ли когда-нибудь понимание своего положения и своей задачи отдельному человеку, поколению или классу? Наоборот. Теперь общепринято, что без определенного сознания определенная общественная деятельность невозможна…
Нета не выдерживает и перебивает его:
— Самые лучшие идеи и борьба за них так же стары, как и само человечество. В борьбе общественных идей нет ничего внеисторического. Мы видим разные действия, разное оружие и методы — они меняются с поколениями и классами. Но направляющая та же самая. И цель та же самая. Мы ближе к ней на шаг, чем вы. Вы пытались пробиться по одиночке, на свой страх и риск. Потому вы и были так беспомощны, и успехи ваши заключались преимущественно в области фантазии. Мы пытаемся действовать соединенными усилиями, и поэтому у нас в реальной жизни больше опыта. Это новый метод — то новое, что ваше поколение в массе своей не познало.
Точно подтверждая свои собственные мысли, Берг качает головой.
— В склонении слова «борьба» я с вами тягаться не могу. Это я теперь вижу. Говорить и спорить вы умеете. К сожалению, слишком хорошо и слишком много. Только одно замечание. Вы говорите о старых идеях и новом методе. Но забываете, что новый метод, в первую очередь, новая разновидность идеи. Абсолютная, неизменная истина или ее сущность — чисто метафизическое понятие. Каждая новая форма и ее наглядность находятся в органической связи. Вы хотите сказать, что мы были индивидуалисты, вы же встали на путь коллективизма. Хотел бы я знать, что у вас будет за коллектив без глубоко убежденных и сложившихся индивидов.
— Эти два понятия не исключают друг друга и не находятся в неразрешимом противоречии. Как это годичное наслоение в дереве включает в себя прошлогоднее и держится на нем. Здесь нет никакой метафизики и никакой абсолютной истины…
— Довольно! — резко прервал его Арай. — К черту-дьяволу! Мы что, на какой-то философский диспут явились? Мы же не собираемся решать идейные или социальные проблемы!
— Это верно, — искренне подхватывает Анна. — У меня все время такое чувство, будто я нахожусь между двумя враждующими лагерями. Фу! — и это в первый же момент встречи. Ешьте давайте, как старое, так и молодое поколение! Здесь я руководитель и законоположник. И все должны меня слушаться.
— Извини, повелительница, — криво улыбается Берг. — Одно короткое замечание — и покончим с этой метафизикой… Я не верю в ваш коллективизм. Если мы были индивидуалисты, то вы индивидуалисты в квадрате. Во всяком случае, мы в двадцать лет еще не обзаводились невестами и не предавались радостям жизни. Мы просто не могли. У нас для этого не было ни времени, ни средств. Не правда ли, Арай?
— Екаб! — дергается Анна, жестами утихомиривая его. — Что ты говоришь!
Молодые переглядываются, словно их обдали холодной водой. Льена, скрывая растерянность, начинает без надобности переставлять посуду на столе. Арай смущенно кашляет.
— Да… Ты стал довольно странный. Позволяешь себе вмешиваться в такие вещи. У тебя нет на это никакого права. И сам себе противоречишь. То ты осуждаешь молодое поколение за то, что оно придерживается старых идей, то упрекаешь, что оно идет своим собственным путем. Такой логики я за тобой раньше не знавал.
— У калеки и логика искалеченная — хочешь сказать. Спасибо за комплимент. Но разреши мне проковылять еще один шаг. Я полагаю, что и у калеки есть своя, хотя и калекина, правда. Я высоко ценю новое поколение — я хочу его ценить. На него я возложил все свои несбывшиеся надежды. Но я не вижу, чтобы у него было хотя бы малейшее желание осуществить то, что они громогласно провозглашают. Мне кажется, сейчас самое подходящее время для дела. Но его я не вижу. Молодому поколению некогда. Ему нужно использовать свободное летнее время. Ему надо ехать на отдых, развлекаться.
Арай багровеет. Обеими руками держась за стол, поднимается и не отрывает глаз от Берга. Льена, ничего не понимая, чувствуя себя здесь лишней, встает и быстро, на цыпочках, выходит.
— О чем ты говоришь? — дружески осведомляется Зьемелис, не замечая умоляющих жестов Анны. Она не может спокойно усидеть на своем стуле, желая всячески прекратить этот разговор, который, как раскрутившаяся шпулька, вращается все быстрее с уже угрожающим гудом.
Берг наклоняется к молодым.
— Теперь все больше в Ялту норовят. Но не следует очень гнаться за модой. Если бы я поехал и будь у меня свобода выбора, я бы только на Кавказ. И не в Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки или другой модный центр. Там, где горожане собираются стадами, они приносят с собой городскую пыль и атмосферу бульваров и кафе. Я бы поселился в каком-нибудь горном ауле, пил бы козье молоко и бродил по горам… — Он снова разражается своим неприятным, глухим смехом. — То есть, будь у меня здоровые ноги и если бы я вообще мог куда-нибудь ездить, не только из лаборатории в дом и обратно.
Валдис пристально глядит на него во все глаза. Обиды в лице его мало, но радушие уже угасло, как солнечный блеск от мелкой ряби.
— Значит, рекомендуешь Ялту или Кавказ? Это было бы чудесно, но, к сожалению, теперь об этом думать не приходится. Курорты для инвалидов и военных спекулянтов. У здоровых и работоспособных
