получилось. Дед говорит, что потолок раньше просто огнём сиял, а теперь выдыхается, пятнами идёт. Прав был дед. В этой комнате раньше школа была… потому что из всех так и оставалась самой светлой… ещё мы сюда первый год бегали… а теперь школу в другом месте держат, где солнце через маленькие окна под потолком светит.
Поутру, бывало, занесёт их песком и мулла-батюшка гонит наверх пару дежурных — отгребать… Раз они с Ромкой-джи, — а ведь здоровые уже были, лет по тринадцать! — добаловались и высадили стекло. Песок на школьный комп посыпался. Мулла-батюшка прочёл молитву о кающихся грешниках, засучил рукава своего комбинезона… и ка-а-ак врезал своим посохом по задницам обоим дежурным… ох и больно было! Не приведи Господь-Аллах ещё и под его камчу попасть — в его руке сила праведная, солдатская… и калаш у него именной, собственный. Ещё от Первосвященника… реликвия!
— Слышь, Егорка, где ты их нашёл, а? — зашептал сзади Ромка-джи. — Там, где капище?
— Нет, — сухо ответил Егор.
— Так там же крест торчал! Куда мог деться? Карачи стащили?
— Какой крест, дубина! — не выдержал Егор и повернулся. — Это не крест совсем… а так, обломки какие-то. Нечестивое капище в другом месте!
— Тише ты! Смотри, аминь уже начали!
Егор посмотрел на старосту и вдруг понял, что тот замолчал и омывает руками лицо. Все в комнате нагнули голову:
— Господь-Аллах, Вера-Истина!
— Аминь, — закончил Зия по праву гостя. — Теперь, как я понимаю, наша очередь?
— У тебя фирман-Москва, ты говоришь — мы слушаем. Москва — сорок добродетелей, Москва всё видит, престол её у врат райских, семь холмов её — семь твердынь Веры-Истины! — забубнил староста Володя.
Ох, и хитрый же он у нас! Савва всё пишет, всё подряд — это уж точно. «До Москвы далеко, Казань не близко, но слово не воробей, — хоп! — и пошло гулять по свету», — говаривал дед. А староста Володя перед гостями стелется. Ишь ты, даже позволил им на Совет со своим оружием прийти, чего только самым высоким гостям дозволяют!
— Я вот что предлагаю, сказал Зия, улыбаясь во весь рот, — Сейчас мы закруглимся и дружно пойдём отдыхать. Полномочия, как вы поняли, у нас самые широкие, в городе мы дней пять пробудем и всё сами увидим. Спасибо Совету и старосте — историю вашего рода мы уже знаем, а что не знаем — вы нам и покажете.
— Потом, солдат, поди, приведёте! — дерзко выкрикнула Алла-оператор.
Народ зашумел, задвигался. Ей с мужем можно дерзить — их семья при любой власти пригреется! Установка-то всем нужна. Комбикорм верблюдам, овцам пойло, глюкоза, ген-галеты… всё от неё, Установки-матушки, благослови её Господь-Аллах! Секреты у них семейные, хрен кто ведает… так что без них, операторов, никуда!
— Не приведём, если лукавить не будете, — спокойно ответил Савва, а Зия засмеялся. — Мы в Святой Академии Наук не военная разведка.
— Ага, не разведка они, — нагнувшись к уху взмокшего Егора, горячо дышала Маринка. — А сами с ног до головы во всём новеньком… Мама-Галя говорит…
— Тихо! — крикнул староста. — Разгалделись! Совет окончен. Завтра вечером соберёмся — опять гостям слово будет.
Народ стал подниматься, кто-то закашлялся и звучно пукнул. Старый Ким уже торчал в дверях, кланяясь. На шее у него болтался тревожно попискивающий ветхий страж-анализатор, среагировавший на оружие гостей.
— Егорушка, пойдём, попробуем с ними поговорить? — блестела глазами Маринка. Ромка-джи виновато топтался рядом. — Пойдём, а? Про Москву спросим… там всё-таки моя прабабка жила!
— Не жила, а бывала, — буркнул Егор.
— Тебе-то что, ты с ними два дня общался! — тотчас надулась Маринка. — Ну и иди… мы с Ромкой- джи сами… раз ты такой…
— Ладно-ладно, — торопливо сказал Егор.
Не хватало ещё, чтобы его оттёрли в сторону! А кто их сюда привёл, скажите на милость? Оно конечно, компьютер у Саввы тот ещё, довёл бы их до города… но всё-таки!
У колонн уже толпился народ. На лестницу вверх не поднимались — всё ж таки Совет! Но у подножия стояли плотно, старики в первых рядах, — и кто-то из молодых уже сажал на плечи девчонок. Разнокалиберная детвора облепила близлежащие стены. Какой-то сопливый шкет уже умудрился сверзиться и вопил, как недорезанный. Его с проклятиями выковыривали из колючек. Было душно. Солнце садилось, жёлтым выпуклым диском пристально глядя прямо в глаза выходивших. Безголовый идол человека-Ленина чёрным пузатым силуэтом торчал над угловатыми верхушками ген-саксаула. Небо пламенело. Неподалёку взревел верблюд — говорили, что, мол, приехали аж с Куяша… но это было явной брехнёй — не ближний свет!
Впрочем, фирман-Москва не каждый день на голову падает… могли и приехать.
— Кончилась наша прежняя жизнь, — неожиданно спокойно сказал староста.
— Рано или поздно, так и должно было случиться, уважаемый, — рассеянно ответил Савва, глядя куда-то поверх толпы.
Зия поднял руки и крикнул:
— Привет!
— Мир тебе, человек добрый, хан-батюшка, — разноголосо загудела толпа. — Мир тебе!
Совет стал чинно спускаться с лестницы.
Вообще, конечно, необычные люди эти Зия с Саввой, не станем врать! Пожалуй, они даже более загадочны, чем шатун-боец, встреченный Егором полгода назад. Помнится, как ни странно, более всего Маринка выспрашивала у Егора подробности его встречи с молчаливым «пустынником по обету». Что уж случилось с человеком, какие грехи он замаливал, подавшись в шатуны, это Егор вряд ли когда узнает… но встречу эту запомнил он навсегда.
По обету ушёл Лю Шань, инженер по программ-ирригации в пустыню. Похоже, сам на себя епитимью наложил… и немаленькую! И что интересно — по кодексу покаяния мог он выбрать себе два пути — совершенствование в оружии и наём к любому из власть имущих, если он твёрдо уверен, что дело у хозяина праведное и не множит число вдов и сирот.
Лю выбрал себе вторую — самую тяжёлую и скорбную долю… шатун-боец без снаряжения. Есть комбинезон, чтобы в пустыне не сдохнуть, есть холодное оружие… и всё! Сам себе врагов выбирай… и здесь уж держись! В борьбе, которую считаешь праведной, — слабых защищай, Веру-Истину в самой её милосердной ипостаси проповедуй, используй любое оружие, но только то, что сам у врага отбил, — дерись, себя не жалея… и молись, что выбор правильный сделал.
Ошибся в выборе, умножил зло — считай, что навеки душу бессмертную загубил. Бесповоротно и без возможности повернуть всё вспять. Оно, конечно, Господь-Аллах в бесконечной мудрости своей последний и справедливейший суд вершит над нами, поскольку нам, смертным, всё в тумане видится. Но Егор, честно говоря, не смог бы честно и откровенно сказать, что может отличить чёрное от белого, праведное от неправедного, истинное от ложного. Поэтому и не может он представить себя шатуном-бойцом… и вряд ли сможет. А ведь все пацаны с детства в этих героев играют и фильмы о них смотрят!
Встреча их была мимолётной, но Егор навсегда запомнил тоскливый взгляд Лю. Видимо, понимал тот, что можно на всей планете справедливость установить, перебить всех неправедных, но… но не вернёшь при этом ни умерших, сердцу дорогих, ни ошибок своего прошлого не исправишь.
По закону поступил Егор, все потом хвалили, всё правильно сделал. Предложил всё, что у него есть, что может воину по обету понадобиться, включая помощь в бою и жизнь в жертву. В город пригласил. Но Лю отказался. Взял только воды немного и попросил Егора принять от него в знак благодарности фигурку Конфуция-лжепророка, вырезанную из синего камня. Подарок от такого воина — не грех, хоть бы он тебе статую самого Сатаны подарил. Праведность обета всё очищает, как сказал мулла-батюшка. И фигурка, с
