Мотоцикл Короткова стоял у стены. Шарова среди рабочих не было. Не увидел Иван и Федора Мельника. Нургалеев достал коробок спичек, предложил:
— Закуришь?.. Не забыл?.. А чего запоздал? Видишь, без тебя прикатил?
Закурить Иван не успел. На крыльцо вышел Коротков, по правую руку от него встал, как часовой, Шаров. Ивана оттеснили в середину, да он и не сопротивлялся. Не поднимая головы, слышал только ровный, спокойный голос Короткова.
— Мельник Федор! — выкрикнул начальник склада.
Иван вскинул голову и увидел напряженно-деловое лицо Короткова.
— Мельник Федор, — повторил Коротков. — С Шаровым пойдешь... на разгрузку вагона.
«Как это — с Шаровым? — встрепенулся Иван. — Что он еще задумал?»
Приподнялся на цыпочки, рукой придерживаясь за плечо Максимова, вокруг посмотрел. Федор стоял с краю. Не волнуется, не возражает, о чем-то перешептывается с Нургалеевым.
— Пусти, — сказал Максимову. — Мне пройти надо,
— Успеется, — проворчал Максимов. — Не суетись.
— Нужно.
— Раз нужно — кричи отсюда, — посоветовал Петриков и усмехнулся: вспомнил вчерашний бунт Ивана Кузьмина.
Иван присмирел, но Федора из виду не упускал. «Надо его предупредить, надо сказать ему, чтоб не шел он вместе с Шаровым».
— Кузьмин. На распиловку. Пойдешь с Дергачевым. Максимов...
«Что еще задумал, что?» — лихорадочно думал Иван. И хотелось крикнуть, но чувствовал, что крик его будет бесполезен: не поймут, посмеются...
Как только закончился наряд, Иван протиснулся туда, где стоял Федор, но тот уже уходил. Вот он уже скрылся за углом конторы. Иван подбежал к нему, дернул за рукав.
— Не ходи с Шаровым!
— А почему?.. Меня оберегаешь?
— Не надо.
— Нет, надо, Ваня, надо! — твердо ответил Федор и, не оборачиваясь, быстро зашагал к вагону.
Иван собрался догнать, но его уже перехватил Дергачев, закричал:
— Мне надоели все эти выкрутасы! Я жаловаться буду!.. Пошли работать.
— Не кричи.
— Тебе легко сказать — не кричи! А у меня семья — пять ртов... Подхожу к Короткову перед нарядом, говорю про вчерашнее: так и так. А он мне ехидно заявляет: «В санаторий захотел, в дом отдыха «Березка»?» Понял я: нечего соваться, все решено. Да и Федор рядом стоял, настаивал, чтоб с Шаровым его послали.
— Как — настаивал?
— Просто... Ему хорошо: передовик. Навстречу пошли... Ну, чего встал, пошли... Время идет...
Работа отвлекла Ивана от тягостных мыслей. Он забылся на какое-то время. А следующая мысль, которая пришла к нему, неожиданно успокоила его, придала надежду, встряхнула из забытья. Он уцепился за нее, потом начал верить: «Не будет приставать Коротков, не станет посылать с Шаровым. Понял, что ничего не выйдет... И пройдет день-другой, и все наладится, и все пойдет по-старому, и снова придет воскресенье, и проведут они его с Ольгой в поле, недалеко от чистого озерца...»
К обеду успели вместе с Дергачевым сложить целый штабель распиленных стандартных стоек. И Иван подумал с радостью: «Эти в шахту пойдут».
— Пойду попью, — сказал Дергачев. Еще до обеда разрешил он себе такую роскошь — взять и отлучиться. — Не хочешь? А то вместе сходим. Ну, смотри.
Иван присел на бревно. Солнце стояло в зените. Было душно, как вчера. Дождя так и не намечалось. На небе ни облачка, властвует одно расплавленное солнце.
Вдруг на бугре появился Дергачев. Крича, побежал, смешно вскидывая ноги и размахивая руками. Иван медленно поднялся — уже в предчувствии тревоги.
— Беда! — услышал он. — Федор убился!
Остановился возле побледневшего Ивана, поднял испуганное лицо:
— Насмерть убился!
— Как Федор? — прошептал Иван.
— Да, Федор Мельник! — испуганно закричал Дергачев. — Насмерть! — У Ивана помутилось в глазах. Он зашатался, раскинул в сторону руки, ища опоры, валился на землю.
А Дергачев, не дожидаясь Ивана, небрежно схватив свой аккуратно сложенный пиджак, побежал обратно. Иван шел за ним, едва передвигая свинцом налитые ноги.
У конторы густо толпился народ. Как на наряде или тогда, когда приезжал Першин. Иван подошел ближе, услышал сдавленный, переходящий в хрипот голос Шарова:
— Он же такой был — горячий. Все по борту вагона ходил. Циркача из себя выказывал. Вот и сорвался... и прямо виском о бревна. Что я мог сделать? Что? Вы ведь знаете его...
Перед Иваном Кузьминым все расступились. Замолчал Шаров, увидев его. В полной тишине Иван прошел по узкому людскому коридору к столу. На лавке лежал прикрытый до пояса красной скатертью Федор. Лежал на спине, повернув набок голову. Русые волосы спадали на лоб. Глаза были закрыты. Казалось, он спал. Казалось, поднимется, скажет:
— Ну, старики, что же вы смотрите? Не видели, что ли, как человек отдыхает?
Но не поднимался Федор Мельник, а Иван ждал, минуты две не отрываясь смотрел в застывшее лицо парня.
Снова заговорил Шаров:
— Или устал, или загляделся, но вот — не удержался, прямо виском... Вот беда-то... Кто мог ожидать- то... Надо же, а?..
Возродился шепоток, он все нарастал:
— Точно, шустрый был. Тут ничего не скажешь.
— Шутить умел. А теперь — отшутился.
— Веселого нрава был парень.
— Как там старушка его... Одна останется.
Каждое слово иголкой впивалось в тело, отзывалось резкой болью. Закричать хотелось: «Перестаньте, зачем вы! Послушайте, что я скажу, и поймете тогда, все поймете!» Но не крикнул Иван, а, сильно ссутулясь, опустив безжизненные руки, повернулся, пошел по проходу, провожаемый не то любопытными, не то сочувствующими взглядами, остановился, наткнувшись на забор. Забор был новый, высокий, без щелей, крепко пах смолистой сосной. Прислонился холодным лбом, закрыл глаза. Слез не было, мыслей — тоже, но чувствовал Иван Кузьмин, что придут еще слезы и придут еще мысли...
1
Fatum fati — рок судьбы (
