Вовка скосил глаза на бутерброды. Это были розовые толстые кружки вареной колбасы, уложенные на огромные ломти белого хлеба. Наковальников сразу вспомнил недоеденный обед из полуфабрикатов и кислый тоненький кусочек черного хлеба.
– Набирайте номер, – ожила трубка.
Пальцы сами крутили диск – отвести глаза от бутербродов было выше Вовкиных сил.
На линии опять заработало радио.
Влада, как обычно, долго искали. Наковальников представил их подвал с бесконечными закутками и небольшими комнатками. В задумчивости он отломил от бутерброда.
– Алло! – отозвались на другом конце провода.
Вовка не стал представляться – вряд ли Король его помнит. Только передал привет от Антона и спросил, когда «Ветер» уходит в Крым.
– Через два дня. – В голосе Влада слышалось удивление.
– А Бабкину чего с собой не взяли?
– Какую Бабкину? Она откуда?
– Из «Ветра». – От волнения Вовка уже вцепился в бутерброд и откусил от него изрядный кусок. – Алина Бабкина.
– Нет у нас никакой Бабкиной, – озадаченно отозвался Король. – И не было. А кто это говорит?
Вовка медленно положил трубку на рычаг, встал из кресла, последний раз глянул на мигающие лампочки и шагнул к выходу. Он стоял на крыльце, засовывая в рот остатки бутерброда, когда женщина около семафора повернулась.
– А-а-а! – заорала она низким, тяжелым голосом. – Держите вора!
Вовка чуть не подавился последним куском. Кубарем скатился с крыльца, прыгнул в высокую траву и, не раздумывая, головой вперед нырнул в канал. Ему казалось, что и сквозь воду до него доносится ругань разъяренной хозяйки колбасы.
Только добравшись до своего берега, он вспомнил, что еще утром боялся воды и не умел плавать.
Впрочем, сейчас ему было не до этого.
Он добежал до дома, покопался в траве, разыскивая лестницу. Она оказалась здоровой и тяжелой, все норовила выпасть из его рук или разбить окно. Когда лестница все-таки дотянулась до крыши, то в центре ее обнаружился опасный провис. Первые пять перекладин Вовка еще проверял на прочность. Потом ему это надоело. Он быстро пополз наверх, поскальзываясь на подгнившем дереве.
Окно, через которое он всего несколько часов назад выбирался на крышу, было приоткрыто. В суматохе никто и не подумал его закрывать. Вовка протиснулся в узкую раму, спрыгнул на пол.
Чердак был завален хламом – поломанные весла, кресла, через балки были перекинуты старые сети, на вешалке висело несколько тулупов.
Сундуков нет, уже хорошо.
Путь на чердак оказался свободен – значит, хозяин запер только внешнюю дверь в коридор. Прислушиваясь к скрипу ступенек, Вовка спустился на площадку. Здесь стоял полумрак. Свет пробивался в щель под дверью в коридор и с чердака.
Странно, раньше здесь была непроглядная темнота.
В углу лежали отбитые доски.
Ага, значит, что-то все-таки было!
Дверь в каморку бесшумно распахнулась.
От волнения Вовка схватился за косяк. Под пальцами оказался выключатель.
Что-то раньше они никакого света не находили.
Под потолком загорелась тусклая лампочка. Ее свет с трудом пробивал пыль каморки. Здесь были старая мебель, желтая садовая скамейка без ножек, сломанный в трех местах уличный фонарь. Казалось, вещи настороженно наблюдают за вошедшим, ждут, что он будет делать дальше.
А Вовка и не собирался ничего делать. Он стоял, глупо хлопая глазами, пытаясь сообразить, что же все это значит.
Бабкиной в отряде «Ветер» нет, но она знает, что год назад Влад здесь был. В каморке ужастики не сидят, не клацает челюстью скелет с гробом под мышкой. Что еще? Есть кукла старика. Но если и ее не окажется, то Вовка может занимать очередь в психушку.
Он собрался выходить, протянул руку к выключателю, когда краем глаза заметил в углу какое-то движение. Что-то низкое и темное, еле слышно топая по полу, прошмыгнуло вдоль дальней стены.
«Драпать нужно!» – вспомнились вдруг слова Спири. Вовка машинально шагнул за порог, захлопнув дверь.
Свет остался внутри, в каморке. На площадке, даже после тусклой лампочки, ничего не было видно. Вовка испуганно озирался, перед глазами прыгали разноцветные круги.
В дверь негромко поскреблись. Или это ему только показалось? Слишком громко стучала в ушах кровь.
«Тук, тук!» – раздались в дверь еле слышные удары.
Кто это?
Вовка огляделся в темноте.
Ни шороха, ни звука.
Чего он испугался? Собственного страха? Глупости. Час назад ему популярно объяснили, что ничего нет, что он все сам выдумал. А раз выдумал – то и бояться нечего.
Он распахнул дверь, собираясь выключить свет.
Зелеными тоскливыми глазами на него смотрел Древний Страх.
Вовке еще хватило ума побежать вверх, а не вниз. Если бы он помчался вниз, то через пять ступенек наткнулся бы на запертую дверь. Побежав вверх, он смог добраться до чердака, доламывая и без того исковерканные временем стулья, вскарабкаться к оконцу, проскочить в него и, чуть не упав с крыши, на заду съехать к карнизу.
Земля внизу перед его глазами опасно накренилась. Чтобы не свалиться, Вовка ухватился за лестницу. И сначала полез с нее лицом вверх. Только когда каблук опасно соскользнул с перекладины, он перевернулся. Следующие перекладины ему пришлось пересчитать подбородком – одна из них сломалась, он слетел с нее, следующая подломилась под его массой. И так до конца.
Грохот, наверное, стоял еще тот. Но никто пока не бежал вокруг дома, желая выяснить, что снова происходит.
Наковальников сидел на земле. Лестница снова ухнулась в траву. Он рассматривал сбившуюся повязку у себя на руке. Ладонь была обожжена, на ней уже появились белые пузыри.
Значит, огонь был, а горящего дома не было. Где же он тогда нашел огонь? И где ухитрился разбить лоб?
Неувязочка получается, Антон Виноградов! И не надо на меня смотреть ехидными глазами, Алина Бабкина! Вы тут все спелись! Но меня так просто не возьмешь!
Вовка вспомнил про каморку и задрал голову.
Из оконца никто не лез. Но он же ясно видел – что-то темное, с грустными глазами. Он даже угадал, что это!
Как только Наковальников об этом подумал, из оконца потянулся темный след.
Этого только не хватало!
Все еще поглядывая наверх, Вовка обогнул дом.
У мостков купались. По приказу Антона все забыли о своих страхах и вели себя так, словно ничего не случилось.
Ладно, пускай пока думают как хотят.
Из-за ближайших кустов показалась лохматая голова Спиридонова. Колька был хмур, бледен, глаза его беспокойно бегали. Он тоже вел какое-то свое расследование.
Вовка посмотрел на дом. На половине хозяина на подоконнике сидела кукла. Та самая. Только сильно постаревшая. В голубом вылинявшем платье, с выгоревшим лицом и блеклыми, навсегда распахнутыми глазами.
Наковальников медленно подошел к окну, потянул на себя отставшую фрамугу. Потревоженное стекло
