вампирами — Смотрителям. Разве за все это время было хоть одно мгновение, когда я не думала о Максе, когда на вопрос, что для меня важнее — жизнь или любовь, я не ответила бы: любовь?
— Сейчас все по-другому, — перебил мои размышления Макс. — Хелен давно умерла. Все прошло…
— Прошло? — Что-то меня сегодня бросает то в жар, то в озноб, то в ревность, то в панику. Что он хочет сказать? Почему так медленно говорит? Что за манера тянуть время и не открывать всё с самого начала! Если он опять заявит, что для моего здоровья нам вредно быть вместе, я не знаю, что сделаю. Выброшусь из окна, потому что не смогу жить без Макса.
— Помнишь ту драку? Я так и не понял, из-за чего она произошла. Тебе еще руку порезали…
— Да, — потупилась я. По части глупостей я чемпион-ас, только я могла побежать защищать парня от хулиганов. — Ты потом сказал, что именно тогда заметил меня.
— Это было поразительно, — согласился Макс. — Ты же меня совсем не знала, а уже была готова защищать…
— Сам же говорил, что человек бывает гораздо страшнее любого вампира, — я не поднимала глаз.
— Но ты же не знала еще, что я вампир, поэтому вполне могла проявить осторожность!
— Мне хотелось только предупредить. Они ведь шли драться трое на одного. А потом, с Синицыным мы учимся в одном классе. Кто ж знал, что он такой дурак! — пробормотала я, возвращаясь к воспоминаниям о том вечере, когда мой одноклассник решил проучить неожиданно появившегося красавчика, приняв его за конкурента на дороге к девичьим сердцам. Но Макс оказался вне конкуренции.
Черт, получается, что я оправдываю дурака Птицу-Синицу, хотя повел он себя тогда по-свински: мало того, что натравил на Макса дружков, да еще и сбежал.
— Не в том дело. Было уже не важно, что они делали. Я их и не заметил совсем. Я увидел тебя и словно проснулся. Это была не любовь с первого взгляда, а только воспоминание, что такое чувство вообще существует. Мы никогда не говорили с тобой об этом, но я хочу, чтобы ты знала — ты стала частью меня. Я хочу быть рядом, хочу видеть мир твоими глазами.
— И я хочу! — неожиданно призналась я. Ах, что мой куцый, обыденный человеческий мир рядом с безграничным миром вампира.
— То, что я сейчас нахожусь здесь, все только осложняет. Если ты попросишь, могу сделать так, что все забудут о нашем существовании. Но мне кажется, это будет нечестно по отношению к тебе. У тебя своя жизнь, и ты должна ее проживать по правилам.
— К черту правила!
— Я не знаю формулу любви, не знаю, что ты сделала со мной, но ни одной женщине не удавалось заставить меня чувствовать себя человеком. И цвет волос тут ни при чем. Теперь я точно знаю. Я бы заметил тебя, даже если б ты не пришла тогда на площадку. Я люблю тебя.
Каждое его слово болезненным молоточком отдавалось в моей голове. Я поднесла ладонь ко лбу и сама не заметила, как произнесла:
— Кажется, у меня поднимается температура.
Макс удивился. Да, да, неэмоциональный вампир проявил ярко выраженную эмоцию. Словно какая-то программа дала в его мозгу сбой. Он дернулся, замер, глаза стали медленно наливаться чернотой.
Насладиться произведенным эффектом я не успела, потому что краем глаза снова заметила движение. Белая мышь. Сидела на столе и смотрела на меня красными бусинками глаз. Это был не случайный взгляд, не секундная заминка, а пристальный, целенаправленный. Не отворачиваясь, мышь стала медленно поднимать мордочку.
Я завизжала раньше, чем успела сообразить, что вообще-то мышей не боюсь. Макс крепко обнял меня, заслоняя собой от опасности.
— Мышь! — вопила я, не помня себя от страха. — Там мышь! — тыкала я пальцем сразу во все стороны.
Макс крепко, очень-очень крепко сжал меня в объятиях, ладонью притянул голову к своей груди.
— Там никого нет! — Слова гулко отдались в его грудной клетке.
Как он может видеть, если даже не смотрит на стол? Повернут к нему спиной, изучает что-то на противоположной стене. Ой, только не это!
— Максим, тебе не кажется, что Маше надо отдохнуть?
Вот куда смотрел Макс — на пороге комнаты стояла мама. Голос ее был сух, как наждачная бумага. А ведь когда-то Макс ей нравился.
— Хорошо, Виктория Борисовна. Я ухожу, — легко согласился он, пытаясь ссадить меня со своих колен.
Но я вцепилась в него мертвой хваткой.
— Останься! — вскликнула. Несмотря на все наши договоренности, что Макс не будет воздействовать на моих родителей, сейчас я была готова попросить его, чтобы он заставил маму закрыть дверь комнаты и забыть, что она здесь видела.
— Все по-честному, — ответил мне Макс на мою непроизнесенную просьбу, и я невольно соскользнула с его колен, вставая на ноги.
— Я боюсь! — Мне очень хотелось, чтобы он остался.
Макс посмотрел на стол и замер, прислушиваясь.
— Здесь никого нет, — повторил он. — Тебе показалось. Это болезнь. Скоро все пройдет.
И, чтобы окончательно меня успокоить, подошел к столу, провел по нему ладонью.
— Максим! — напомнила о себе мама.
— Я завтра приду, будем заниматься.
«Не уходи!» — кричало все внутри меня. Надо же, одно мгновение, один дурацкий мышиный взгляд вверг меня в подзабытое уже состояние ужаса. Вокруг что-то происходило. Неприятные воспоминания пробивались из глубин моего сознания, предвещая одни лишь неприятности. «Побудь со мной!» — билась требовательная мысль, но рот молчал, губы не шевелились. Макс словно запечатал их. Ему действительно надо было уйти. Остаться сейчас — значит нарваться на конфликт с мамой, усложнив и без того натянутые отношения.
А ведь он прав. Закончить школу экстерном — как раз то, что на время успокоит маму и даст нам возможность быть вместе.
— До завтра, — быстро закивала я. — Я посмотрю учебники.
— А я тебе принесу задания, — с пониманием посмотрел на меня Макс.
И я ответила таким же взглядом. Мол, извини, но что поделать, если я не так быстро реагирую на то, что ты хочешь мне сказать. Потерпи, я научусь, непременно научусь и стану твои мысли ловить с ходу.
— До свидания! — Мама цербером стояла в коридоре, словно Макс собирался убежать на кухню и спрятаться там под столом.
Макс даже не оглянулся. Коротко кивнул маме, скользнул за дверь. Еле слышно щелкнул замок. Мое сердце тревожно трепыхнулось, пытаясь полететь следом за ним, и успокоилось. Макса рядом не было. Он ушел. Ушел стремительно. Я перестала его чувствовать. Теперь он был очень далеко от моего дома.
— Маша, ты соображаешь, что делаешь? — Мама медленно переступила порог моей комнаты.
И тут я все поняла. Это была не мышь, а крыса. Белая крыса альбинос. Когда ко мне Маркелова приходила в последний раз? Пару дней назад? Не ее ли это рук дело?
— Как ты не понимаешь, сейчас не время любезничать с Максимом? Ваши чувства никуда от вас не денутся. Тебе надо хотя бы на ноги встать. Сколько времени уже болеешь, безостановочно пьешь лекарства! И как он ухитрился пройти мимо меня, что я не заметила? В следующий раз увижу, захлопну дверь.
Мысленно я хмыкнула. «Все по-честному», — сказал Макс? Ах ты, мелкий врунишка!
— Вот выздоровеешь, кончишь школу… — Мама просто читала мысли Макса.
— Да, закончу школу, — машинально согласилась я.
Мне нужен телефон. Что-то я стала плохо соображать… Странные дела! Стоило Максу сделать шаг из моей комнаты, как болезнь с новой силой набросилась на меня — плечи ломит, в голову заползает ватная
