сюда, на мельницу, заставлять делать то, что спокон веков делал он, — охранять землю от пришлых, не пускать злую силу. Ту, что привела сюда я. И если он не наладит преемственность поколений, не успокоиться ему на том свете. Бродить темными ночами по окрестным лугам упырем, сосать из людей кровь. А главное — мучиться, раз за разом возвращаясь в свою могилу, чтобы к вечеру выбраться из нее вновь. И это будет самая страшная форма вампира, природная, темная и жестокая.
Как всегда, я просыпаюсь от боли. Правую руку ломит, словно в этой высохшей конечности остались еще какие-то силы, чтобы сопротивляться.
— А твои вурдалаки-то ушли. — Мельник недобро щурит глаза. — Все вертелись вокруг, что-то вынюхивали, а сейчас пропали. Чуют свою погибель.
Я молчу. Я так устала бороться сама с собой, что сил на слова не осталось. Я смотрю на Мельника и вижу за его спиной смерть. Сейчас она меня не пугает. Я знаю, что этот человек давно мертв. С того момента, как увидел меня и решил сделать своей наследницей. Задача была решена неправильно. Я никогда здесь не останусь. Мне не нужно предназначений, которые лишают выбора. Я вам не Гарри Поттер, которому какой-то невнятный великан сказал, что он волшебник, и тот радостно побежал с книжками под мышкой в персональную Страну Дураков. Я хочу сама решать свою судьбу. И мне не надо подсказывать под руку. Мельник уже все испробовал, чтобы оставить меня здесь. И сейчас он просто тянет время, потому что смирился со своим проигрышем.
— Веди своих друзей-готов сюда, настало их время. Пускай отвлекут упырей на себя, остальное я сделаю сам.
Я снова не отвечаю, прохожу к ведру с водой и наконец-то умываюсь. Как давно я хотела это сделать, но все никак руки не доходили. Готы придут, но будет уже поздно. Кое-кто их опередит.
— Ну куда, куда всей пятерней! — стонет Мельник, зажмуриваясь. — Все ведро испоганила!
Я смотрю сначала на ладони, на розоватые уверенные линии на них, на бьющуюся жилку пульса. Правая рука вновь начала набирать силу. Я сжимаю кулак и понимаю, что на пальце нет кольца.
Кто это сказал?
— Убирайся! — Мельник топнул ногой.
Мерзавец! Он украл мое кольцо!
— Быстро!
Никому никогда я не желала смерти с такой яростью, как этой уже тени человека. Я ринулась на него, заранее понимая, что сейчас споткнусь.
Он распахнул дверь как раз вовремя, чтобы мой лоб не встретился с деревом, ударилась об пол, завершая превращение. Пометалась в темном пространстве мельницы, облетела скрипящую воротину и выпала под изморось.
На самом деле все просто. Надо остановить мельницу. Тогда и дождь закончится, и сила Мельника испепелится, развеется по ветру, как его заговоренная мука. Чертов колдун! Скольким людям он жизнь испортил, раздавая мешочки с мукой в просящие руки. За каждую такую щепотку беды и проблемы сыпались на людей сполна.
Мельница работала, несмотря на то что ветра не было. Дождь падал отвесно. Утомленно так падал, через силу.
Да, это можно было остановить, и я, кажется, поняла, как.
Сорвалась с крыши мельницы и понеслась вперед, чувствуя, как под каплями неприятно тяжелеют крылья. Цели не было. Летела просто так. Глаз невольно цеплялся за крыши домов, антенны, отслеживал жмущихся по балконам голубей. Двенадцатиэтажка выросла передо мной из белесого тумана. Я забарахталась, выравниваясь, и опустилась на козырек подъезда. Толь неприятно вонял, собравшиеся в неровностях лужицы радужно переливались, словно в них плеснули бензина.
Было странно оказаться здесь одной, не чувствовать рядом привычной тени. Где-то она потерялась. Давно уже.
Я спрыгнула с козырька, пролетела над детской площадкой с чахлыми кустиками боярышника и сирени, повернула к дому, обнесенному высокой железной решеткой с острыми наконечниками на верхушках прутьев. Как на кладбище. Усесться невозможно. Пришлось спрыгнуть на землю и, перешагивая вздыбившиеся от недавнего ветра листья, пройти к площадке.
Черноволосая девушка с плеером сидела на ступеньках. Ей было мокро и зябко. Вода ленивыми струйками стекала с лестницы на землю, собиралась в неуверенный ручеек, через пару метров теряющийся в луже, покрывающей собой половину площадки.
Я устроилась на краю лужи, набрала в клюв воды.
Девушка, не отрываясь, глядела на дорожку. Кого она там высматривает, если тот, кто назначил ей здесь встречу, уже стоит на углу дома, смотрит на нас?
Набранная вода вылилась из клюва. От неожиданности я подпрыгнула, отходя под защиту деревьев парка. Вдоль здания к подъезду, где сидела Валерия Маркелова, шел вампир. Невысокая худая девушка с пирсингом на лице. Глаза ее были подведены черным, губы приобрели синеватый оттенок. Чуть приоткрытый рот обнажает белоснежный оскал.
— Оглянись! — крикнула я, и Валерия перевела на меня равнодушные глаза. В воздухе повисло воронье карканье.
— Я принесла! — Вампирша остановилась перед Валерией. На ней были узкие черные джинсы, черная футболка, черная куртка, на которой от дождя особенно выделялись серебристые «молнии».
Валерия вскочила.
— Покажи!
Вампирша распахнула куртку, показывая что-то, спрятанное внутри.
— Этого хватит? — В лице Валерии появилась тревога. — Дождь идет давно, все промокло насквозь.
— Уж поверь мне. Я умею это делать.
От этих слов я почувствовала жар, словно рядом со мной развели гигантский костер. Языки пламени плясали перед моими глазами. Лизали стены, покрашенные в белый цвет, пожирали тяжелые темные шторы. Дым на секунду расступился, чтобы открыть для меня мертвый оскал медведя, чью шкуру бросили на пол перед сундуком. Перевернутый стол, нагромождение стульев. И что-то там, за этой баррикадой из мебели. Я уже готова это увидеть, но дым застилает все, забивается в нос. Я кричу, задыхаясь. И передо мной уже нет ничего. Только мельтешение веток деревьев, сквозь которые я пролетаю, возвращаясь к белому дому, около которого уже была. Та пара должна пойти сюда, чтобы в который раз сжечь комнату в подвале. Я облетаю дом кругом, чтобы заметить разгорающиеся языки пламени. Но подвал тих, окна занавешены плотными шторами, за которыми не чувствуется жизнь.
Значит, это уже было, я просто вспомнила случившиеся здесь когда-то события.
— Ты должна ей помочь!
Голос заставляет меня прервать свою инспекцию вокруг дома и снова присесть на козырек.
Макс!
Звенит потревоженная струна, уносится в небо одинокий звук, рвется что-то внутри меня. И я уже почти поняла, что для меня значит сочетание этих звуков. Вот-вот все откроется, я ухватила уносящийся в небо шарик за ниточку.
— Я? Должна? — Голос звучит грубо, а полетевший вслед за этими двумя словами смех кажется искусственным. — Я давно должна была выпить из нее кровь — это да. И надеюсь, кто-нибудь когда-нибудь это, наконец, сделает.
Макс…
Звучит глухо, как эхо в большом старинном кувшине, из тех, что находят на раскопках под Ашхабадом в древней столице Парфянского царства Старой Нисе. Звук басовитый, тяжелый.
