выгодно. Надоели – в Краснокаменск. Из грязи вышли, в грязь обратитесь. Нагими пришли, нагими и уйдете.
– Излишне схематично, – ухмыльнулся Климов, – но вы дальше читайте. Сейчас будет самое интересное. – Алехин уставился в пергамент и продолжил:
И ту полноту власти, которой наделил меня Господь по мистическому телу, не могу передать сыну своему по телу человеческому. Хотя ты кость от кости и плоть от плоти моей, наше деланье и творение, не смогут все богатства мои во временных и духовных вещах возвеличить тебя и других ближних, как это заведено среди мирян от века. Чтобы оставить тебе должное, когда только стал строить этот дворец, повелел спрятать в нем потайную камеру, куда надежно укрыл великие сокровища: золотые и серебряные сосуды, множество сапфиров, рубинов, изумрудов, 10 тысяч флоринов, и драгоценные реликвии: ребро святого Марциала Исповедника, волос святого Николая, епископа Мир Ликийских, чашу, в которую ангелы собрали кровь Спасителя нашего, рог единорога и гвоздь, которым была прибита на кресте правая рука Господа нашего Иисуса. Путь же в эту тайную камеру известен только мне и теперь будет открыт тебе, ибо, как сказано в Писании, ты есть мой сосуд избранный. Не раз водил тебя этой дорогой и рассказывал историю о надежде, которую все мы имеем. Чтобы помочь памяти твоей, составил я стихи, которые укажут верный путь. И если ноги твои не вспомнят, то тайные знаки приведут их к тому, сын мой, что принадлежит отныне тебе, ибо мой возлюбленный у меня ты, а я у тебя.
– Я не понял, – перебил Климов Алехина, – они что в кровосмесительной связи состояли?
– Нет, это известная цитата из Песни Песней царя Соломона. Ее обычно использовали для описания взаимоотношений папы и кардиналов или папы и церкви. Климент был набит подобными цитатами под завязку, вот они и выскакивали из него в самых патетических местах. – Далее в послании следовали стихи, написанные откровенно коряво и туманно. Алехин читал медленно, иногда поправляясь и возвращаясь к предыдущим строчкам:
– Какая-то абракадабра, – задумчиво проговорил Кен и дочитал последние строки письма:
Не забудь же дядей своих Гильома и Хуго, сестер моих Элеонору и Дельфинию, братьев своих двоюродных Петра, Гильома и Николая и всех ближних. Да пребудет с тобой мое апостольское благословение.
Дано в Авиньоне, в декабрьские календы[2] одиннадцатого года.
– То есть 1 декабря в одиннадцатый год понтификата Климента VI. Cтало быть, в 1352 году. Папа, если я не ошибаюсь, умер где-то через пару дней, – констатировал Алехин.
– 6 декабря, если быть точным, – подтвердил Климов.
– Должен вас разочаровать, Федор Алексеевич. Документ, очевидно, подлинный, но Хуго де Бофор, конечно же, нашел сокровища, если, как пишет Климент, знал дорогу.
– А вот тут вы заблуждаетесь. Папа умер ночью, а уже во второй половине дня 6 декабря не стало самого Хуго де Бофора. Он скончался внезапно при загадочных обстоятельствах 7 декабря, на следующий день после смерти своего отца. – Климов торжествующе смотрел на Кена. В глазах Алехина появился блеск.
В Авиньонском дворце спрятано величайшее сокровище мира, которое так и не нашло наследника. Ребро святого Марциала, волос Николая Чудотворца и чаша Грааля – это, конечно, прекрасно, но 10 тысяч золотых флоринов, да драгоценные камни, да посуда потянут на порядочное состояние. Рог единорога можно будет изящно пожертвовать в какой-нибудь музей Клюни. Стоп. Сокровище Авиньонского дворца принадлежит, очевидно, Франции. Алехин опять включил сарказм:
– Федор Алексеевич, даже если тайник остался нетронутым, в чем я сильно сомневаюсь, даже если вам удастся его обнаружить, находка вам не достанется. Это собственность французского народа.
– Деньги меня не интересуют, Иннокентий. Меня интересует правильное позиционирование. У меня есть кое-какие виды во Франции, один старинный банк хочу купить. Сейчас за него дают правильную цену. Но его никогда не продадут участнику залоговых аукционов из страны матрешек и медведей. Громкий качественный пиар дороже, чем ребро святого Марциала. Это как клуб «Челси», только тоньше и изысканнее. – Внезапно хлопнула дверь, на пороге стояла раздраженная Лиза.
– Кен, вот ты где, оказывается? Ты пропал на целый час, – голос ее звучал обиженно.
– Прости, твой отец показал мне документ папы Климента VI, о котором мы говорили за обедом. Впечатляюще! – Кен даже не думал испытывать угрызения совести, настолько любопытным показалось ему дело. И он опять обратился к Климову:
– Как к вам попала эта духовная?
– Долгая история. У меня на юге Франции есть дом, познакомился там с соседом. Он интересный такой пассажир. – В России серьезные люди любили называть других серьезных людей пассажирами, черт его знает почему.
Алехину пришла на ум популярная в Средние века цитата из Библии: «Все мы странники в этом мире».
– Все мы пассажиры, – закончил он от себя.
– Так вот, – продолжал Климов, – сосед – коллекционер из древнего французского рода. Влюбился в моего Шагала – Лиза знает, – голос Климова стал довольным, – у нас там в столовой висел отличный зеленый Шагал. Ну мы и поменялись. Он мне ливрею Хуго де Бофора в Авиньоне – она к нему от каких-то родственников перешла, – а я ему Шагала. Думал поначалу, отреставрирую и открою публичную галерею ради того же правильного позиционирования. Стал ремонт делать, ну и обнаружил в часовне при кабинете тайник с бумагами. Целая пачка пергаментов. Отдал на перевод – все какие-то счета, письма дьяконам, архипресвитерам, деканам. Мусор, одним словом. И тут такая неожиданность. Ну что, летим завтра в Авиньон? – в глазах Климова играли озорные искорки.
– Папа, никуда он не полетит, – отрезала Лиза. – Мы собирались завтра на день рождения к Томке, обещают Мэрайю Кэрри. – Томка была Лизиной подругой и дочерью молочного короля, перед которой надо было непременно похвастать белоснежным платьем Yves Saint Laurent и новым бойфрендом.
– Может быть, послезавтра? – расстроенно предположил Кен, которому еще недавно льстила функция аксессуара при Лизином Yves Saint Laurent, а теперь хотелось скорее ввязаться в поиски сокровища Климента?
– Ну послезавтра так послезавтра, – щедро согласился Климов. – Я вам пришлю самолет. В Лионе вас встретят. Лиза, ты летишь?
– Пап, ну не хочу я в Авиньон. Каменный мешок. Можно, я лучше к нам в Кап-Ферра? – Именно там в одной из самых прекрасных бухт Лазурного Берега находилась резиденция Климовых, благоухающими террасами спускавшаяся к голубой воде. Она положительно была лучше Авиньона, продуваемого ураганным мистралем, а когда не было ветра, то в тесном средневековом городе стояла удушающая жара.
– Потом приедете ко мне, смоете пыль веков в море. Идет? – примирительно предложила Лиза.
– Хорошо, полетите в Ниццу, – согласился Климов. – А это мой небольшой сюрприз – дневник Хуго де Бофора. Иннокентий, вы будете первым его читателем. Он пролежал в тайнике авиньонской ливреи почти семьсот лет. Я его еще не давал переводчику. Приедете ко мне, расскажете, что там интересного.
Позднее Алехин радовался, что не удовлетворился одним дневником, а догадался-таки попросить копию с духовной Климента. В тот вечер в кабинете Климова он последний раз держал ее подлинник в руках.
«Семерка» BMW
Ранним утром Климов вышел из своего особняка в Барвихе, ни с кем не попрощавшись. Начальник его охраны Игорь Петрович ждал хозяина перед домом. Он не курил и не переминался с ноги на ногу. За долгие годы службы сначала в КГБ, а потом у Климова он научился выглядеть как начальник
