посольства. После обыска помещений Аркоса в Англии, сов[етского] посольства в Пекине в 1927 г. решено было реорганизовать работу ОМСа во всех странах на новых, более конспиративных началах. Работникам ОМСа было запрещено встречаться с иностранными коммунистами в советских учреждениях, держать там нелегальные архивы или заготовлять фальшивые паспорта. Диппочтой можно было пользоваться только для получения денег и посылки шифрованных денежных отчетов, а также по вопросам въездных виз в СССР для иностранцев по линии К[оммунистического] И[нтернационала]».[145]
Так, 15 марта 1928 г. на Политбюро ЦК ВКП(б) специально слушался вопрос О.Пятницкого. И было принято следующее решение, подписанное И. Сталиным: «Для упорядочения связи между ком. — и проф. — организациями Китая и Коминтерном и Профинтерном необходимо:
1) Организовать отделение ОМС ИККИ в Харбине вне совучреждений. Органы ГПУ должны оказывать всяческое содействие при переходе территории СССР через границы направляющихся не через официальные гранпункты и без установленных виз.
2) Выделить из работников Х[арбинского] консульства верного товарища, который направлял бы кодированные телеграммы в Москву и получал бы таковые. Этот товарищ должен будет быть конспиративно связанным с одним из товарищей Харбинского отделения ОМС.
3) В консульстве ничего не должно храниться. Этот работник никого не должен у себя принимать и т. д. (в общем, те же условия, которые применяются к товарищам, работающим в некоторых полпредствах на аналогичной работе, должны быть выполнены и этим товарищем)». [146]
С октября 1921 г. было создано Организационное бюро ИККИ, которое должно было заниматься вопросами организационной структуры отдельных компартий — секций Коминтерна, а также осуществлять «надзор за подпольной работой в отдельных секциях», так как «контрреволюция из месяца в месяц наглеет и не ограничивается одной политической областью, а прибегает в борьбе с коммунистами к террору, убийству и каторге».[147] В начале 1923 г. в Оргбюро вошел Г. Войтинский.[148]
После III конгресса Коминтерна продолжалось формирование Восточного отдела ИККИ. В конце 1921 — начале 1922 г. в Коминтерне существовали два отдела, отвечавшие за осуществление его восточной политики: Отдел Ближнего и Среднего Востока и Дальневосточный секретариат ИККИ; последний нередко именовался Отделом Дальнего Востока. Дальневосточный секретариат ИККИ в Иркутске уже имел сравнительно постоянные подразделения: президиум, четыре секции: монголо-тибетскую, китайскую, корейскую и японскую, с общим штатом более 100 человек. Летом—осенью 1922 г. в ходе реорганизации было создано три отдела: 1) Отдел Ближнего Востока; 2) Отдел Среднего Востока и 3) Отдел Дальнего Востока. Создание этой структуры в ИККИ, подбор кадров, знающих специфику различных стран Востока, происходили наряду с одновременными мерами по обустройству опорных пунктов на местах и укреплению связей с ними.
По решению IV конгресса Коминтерна Исполком должен был обратить особое внимание на организацию Восточного отдела. В докладной записке сотрудников ИККИ М. Гольмана и К. Трояновского от 12 декабря 1922 г. о реорганизации Восточного сектора критиковалась его деятельность за то, что у него не было определенного плана, рационального распределения труда, царила «полная бессистемность». Поэтому IV Конгресс «счел необходимым заменить Восточный сектор Восточным политическим секретариатом», или Восточным отделом. Впервые для работы на Востоке была создана единая всеохватывающая структура с соответствующим разграничением функций.
4 мая 1923 г. Президиум ИККИ назначил заведующим отделом К.Радека, а заместителем заведующего Г.Войтинского, с 8 марта 1924 г. руководителем стал Ф. Петров (Ф. Ф. Раскольников (Ильин), 1892–1939, а заместителем остался Г. Войтинский. Одной из трех секций была секция Дальнего Востока, куда входили такие страны, как Япония, Китай, Корея и Монголия.
В январе 1923 г. по предложению Оргбюро ИККИ принимается решение о создании Дальневосточного секретариата ИККИ. Его руководителями были назначены Войтинский, Катаяма, Маринг.
Восточный отдел имел тесные контакты с ГПУ. Так, советские органы Дальнего Востока регулярно сообщали в ИККИ или прямо в Восточный отдел имеющиеся у них сведения о слежке полицейских властей Японии, Китая, Кореи за коммунистами, об арестах, провалах нелегальных типографий и связных пунктов, а в свою очередь эти органы сами нередко запрашивали подобного рода информацию.
Обмен информацией шел и по линии ОМС и органов разведки. К примеру, 13 мая 1922 г. М. А. Трилиссер писал О. Пятницкому: «Некоторые из материалов, получаемые от наших резидентов из-за границы, могущие интересовать Коминтерн, мы направляем Вам».[149]
А вот в качестве примера еще одна секретная информация О. Пятницкому:
«21.12.1925 г. Совершенно секретно. Лично ИККИ — тов. Пятницкому.
Уважаемый товарищ. 1) По проверенным данным, т. Демьяненко, пом. комиссара штаморсил на Д. В., работающий по связи КИ, вследствие неумения ставить конспиративную работу расшифрован как Ваш сотрудник перед японцами и администрацией пароходов. Доводя об этом до Вашего сведения, добавляем, у нас имеются сведения, что в результате халатности т. Демьяненко была провалена целая группа товарищей, направлявшихся в Кантон». И подпись: Начразведупра
ОМС продолжал руководить своими пунктами, созданными в основном в портовых городах СССР и зарубежных стран и занимающихся переправкой людей и грузов нелегальным путем в СССР и обратно, внедрением «нелегалов» в другие страны под «крышей» торговцев, представителей фирм и т. д.
Законспирированность деятельности ОМС, его тайные операции в зарубежных странах способствовали укреплению связей отдела ИККИ с ГРУ—ОГПУ.
Так, в апреле 1923 г. заведующий ОМС Петр Вомпе (возглавлял отдел с 19 декабря 1922 г. по август 1925 г.[151]) и начальник фельдъегерского корпуса ГПУ П. Митрофанов подписали соглашение «на предмет использования фельдъегерской связи ГПУ для нужд Отдела международной связи». В соглашении указывалось, что ОМС должен давать своим органам «распоряжения о выдаче местным отделам ГПУ соответствующих полномочий на право получения корреспонденции ОМСа». ОМС должен был «сообщать в фельдкорпус ГПУ дислосведения о расположении своих местных органов и всякие последующие изменения расположения таковым для включения в расписание маршрутов».[152] Таким образом, ГПУ имело полную картину дислокации всех пунктов ОМСа.
ГПУ через ОМС предупреждало гостей Коминтерна об опасностях, ожидающих на их родине (обыски или аресты на границе, готовящиеся преследования полиции). Иностранный отдел ГПУ запрашивал у ОМСа сведения о деятелях зарубежных партий, приезжавших в Советскую Россию на учебу или работу, а также обеспечивал ОМС интересующими его разведданными.[153]
VI конгресс, исходя из того, что некоторые секции Коминтерна находятся на нелегальном положении, а также считаясь с вероятностью периода нелегальной работы для некоторых других партий, поручил Президиуму ИККИ «заняться подготовкой соответствующих партий к этой нелегальной работе».[154] С этой целью Оргбюро ИККИ 19 декабря 1922 г. создало нелегальную комиссию в составе: М. Трилиссер, И. Пятницкий, Г. Эберлейн, Э. Прухняк. Заведующему ОМС П. Вомпе было предоставлено право участвовать с совещательным голосом в ее заседаниях. Комиссия стала называться Постоянная нелегальная комиссия ИККИ. 3 февраля 1923 г. вместо выбывших Г. Эберлейна и Э. Прухняка в состав ее были введены Е. Ярославский и В. Мицкевич-Капсукас. 28 февраля 1923 г. по решению Оргбюро в ее состав были введены также заместитель председателя ВЧК И. С. Уншлихт (1879–1938) (Яворский), К. Радек и начальник Политуправления РВС В. А. Антонов-Овсеенко.[155]
Эта комиссия проводила специфическую работу: помимо выяснения наличия нелегальных партийных организаций, их форм и размеров, уровня связи внутри нелегальных организаций, методов осуществления работы в армии и т. д., комиссия занималась также подготовкой нелегальных явок и нелегальных типографий, вела наблюдение за фашистскими и белогвардейскими организациями.
17 марта 1926 г. ИККИ избрал новый состав Оргбюро, председателем которого 26 марта 1926 г. стал
