проторенной дорожке — через Бельгию, чтобы с севера обогнуть «линию Мажино» с ее «неприступными» (как трубила пропаганда) фортами и дотами.
И немцы (чтобы сделать приятное врагу) действительно обозначили движение на Бельгию (а заодно уж и вторглись в Голландию, нарушив все договора о ее нейтралитете). Сделали они это с максимальным треском и грохотом, с высадками парашютных десантов на крыши фортов бельгийских крепостей и с прочими подобными фокусами. И три французские армии (в их составе находились все три французские легкие механизированные дивизии, по 200 танков в каждой, а также большая часть из пятидесяти французских армейских танковых батальонов) вкупе с английским экспедиционным корпусом бесконечными колоннами устремились к бельгийской границе. Надо отметить, что король бельгийцев Леопольд до самого немецкого вторжения сомневался в необходимости заключения союзного договора с англо-французами и вступление союзников в Бельгию было в достаточной степени импровизированным. А где импровизация — там спешка, нервозность и как следствие — роковые ошибки.
Большая часть механизированных и танковых войск (и значительная часть пехотных дивизий) Франции была направлена в Бельгию, исходя из естественного желания французского правительства сделать полем боя (со всеми вытекающими отсюда печальными последствиями) территорию чужой страны. Впрочем, декларировалось это как помощь бельгийскому народу в борьбе с вражеской вероломной агрессией.
На самом деле вторжение вермахта в Бельгию и Голландию было лишь демонстрацией. Реально главный удар немцы нанесли через лесистый массив Арденн, южнее правого фланга наступающих в Бельгию французов и севернее основных укреплений «линии Мажино».
И этот удар наносился танковой группой Клейста, состоящей из более чем полутора тысяч танков и бронемашин. В нее входили танковый корпус Гудериана (1-я, 2-я, 10-я танковые дивизии), танковый корпус Рейнгардта (6-я и 8-я танковые дивизии) и моторизованный корпус Витерсгейма (пять моторизованных дивизий).
До войны весь, без исключения, французский генералитет воспринимал идеи решающей роли танковых масс в сражениях будущей войны крайне скептически — если не сказать больше. Полковник де Голль прослыл опасным смутьяном и явным еретиком, проповедуя мысль такого же, как он, вольнодумца и авантюриста немца Гудериана.
10 мая 1941 года французские солдаты на своей шкуре испытали, насколько эта ересь — концентрированный удар танковых масс при поддержке пикирующих бомбардировщиков — хороша в немецком исполнении.
У французов было больше танков, чем у немцев, и эти танки зачастую были не хуже. Но вся французская танковая мощь сводилась на нет тем, что танки побатальонно придавались пехотным и кавалерийским дивизиям в целях тактической поддержки.
Немцы же использовали свои танки не в полковых, не в бригадных, даже не в дивизионных масштабах — они впервые на практике применили стратегию массированного введения в бой танковых корпусов, сведенных в танковые группы.
Четыре первых дня активной войны на Западе для англо-французов были наполнены слухами, противоречивыми приказами, непрерывными изнуряющими маршами и всеобщей неразберихой. Но разгрома еще можно было бы избежать — поверни три армии и экспедиционный корпус на юг из бельгийского мешка. Такой приказ отдан НЕ БЫЛ.
До 17 мая эти войска еще можно было бы вывести на французскую территорию, избежав их окружения — вместо этого драгоценное время было потрачено французским военным руководством на выяснение второстепенных вопросов.
А потом уже ничего сделать было нельзя. 20 мая авангард танкового корпуса Гудериана вышел к Абвилю; гусеницы немецких танков коснулись вод Ла-Манша. И англо-французский фронт начал рушиться по принципу домино.
Английские части, слегка обозначив наступление на правый фланг немецкого танкового клина, немного постреляли и тут же начали отход к морю — несмотря на приказы Вейгана двигаться на юг, вместе с французами. А как же иначе? Морская нация, что поделать — чуть какая неувязка, сразу на корабли. И домой.
По сути, англичане проиграли свою войну во Франции в тот момент, когда лорд Горт, командующий экспедиционным корпусом, приказал своим дивизиям отходить к побережью Ла-Манша, наплевав на приказы Вейгана — за три недели до фактического разгрома союзных войск.
И тут произошел эпизод, на первый взгляд весьма туманный и невразумительный, но при тщательном рассмотрении — очень даже понятный и объяснимый, если отрешиться от канонического взгляда на Гитлера как на кровавого упыря, жаждущего убийства ради убийства, и рассматривать его действия как поступки ответственного политического деятеля, желающего как можно менее кроваво закончить войну.
Наступающие немецкие танки были ВПОЛНЕ В СОСТОЯНИИ отрезать английский экспедиционный корпус от Дюнкерка (как они отрезали его от Антверпена и Кале). Это признают и немецкие, и английские генералы.
Вместо этого танковые корпуса 23 мая были остановлены у Абвиля.
Это был ПОЛИТИЧЕСКИЙ ход Гитлера.
24 мая состоялось совещание Гитлера с Рундштедтом. Блюментрит, в то время начальник оперативного отдела в штабе Рундштедта, свидетельствует:
«Гитлер пребывал в очень хорошем настроении… и высказал нам свое мнение, что война будет закончена в шесть недель. После этого ему бы хотелось заключить разумный мир с Францией, и тогда была бы открыта дорога для соглашения с Англией.
Затем он удивил нас своими восторженными высказываниями о Британской империи, о необходимости ее существования и о цивилизации, которую Англия принесла миру. Он сказал, что все, чего он хочет от Англии, так это чтобы она признала положение Германии на континенте. Возвращение Германии ее колоний желательно, но это несущественно. В заключение он сказал, что его целью является заключение мира с Англией на такой основе, которая была бы совместима с ее честью и достоинством».
Блюментрит, конечно, мог чего-то поднапутать. Но вот свидетельство Чиано, итальянского министра иностранных дел — он говорит о том же!
Давайте без ненужного тумана — Гитлер остановил свои танки перед Дюнкерком для того, чтобы избавить Англию от горького унижения и тем самым содействовать миру. Нормальный ход вменяемого политика — зачем проливать реки английской и немецкой крови, через которые потом будет невозможно установить мосты мира? Зачем ненужное уничтожение английской армии, гибель которой будет беспроигрышным доводом для сторонников «войны до победного конца»?
Ах, англичане блестяще организовали операцию «Динамо»! Подумайте, какие мастера эвакуации! Можно подумать, если бы Гитлер не дал английскому адмиралтейству шести дней для организации работ по вывозу английской армии с континента, то англичане увидели бы своих горе-вояк живыми!
Вечером 26 мая наступление немецких танковых корпусов на Дюнкерк возобновилось. Вечером! То есть немцы обозначили начало наступления, с тем, чтобы англичане побыстрее уносили свои зад… пардон, свои ноги с европейского континента.
Ну а дальше — было бы смешно, если бы великая морская держава не смогла эвакуировать из Дюнкерка (около тридцати миль до английского берега) триста тридцать тысяч человек без какого-либо «железа» (а зачастую — даже без личного оружия).
Люфтваффе безжалостно бомбило и обстреливало суда, принимавшие участие в эвакуации — потопив 243 посудины из 860, задействованных в операции «Динамо». Страшные потери!
Ага. Почитайте историю Таллинского перехода — вот там действительно была жуткая мясорубка, там действительно люфтваффе стремилось не допустить эвакуации гарнизона Таллина и боевых кораблей Балтфлота в Ленинград. Ю-87 по головам ходили! Потери — почти половина людей и 40 % кораблей — были настолько ужасными, что выжившие в этом раскаленном свинцовом аду еще месяца полтора приходили в себя.
На самом деле люфтваффе своими действиями над последним британским плацдармом во Франции
