– Ой, семьдесят километров отсюда. У нас большая железнодорожная станция, второе место занимает в мире по разветвленности. Весь город на железке работает. Мне тоже предлагали пойти сцепщицей, а я отказалась. Я учиться хочу. На педагога.
В воскресенье Маринка сказала Аслану, что пошла к подруге, к той самой, из педучилища, и быстро выскользнула из дому. Стоя в подъезде, она быстро красила свои светлые ресницы, надеясь при помощи туши еще больше понравиться своему новому кавалеру.
А кавалер мок под дождем с букетом грубо наломанных астр под мышкой. Зонтика у него не было.
Они гуляли по блестящим от влаги улицам, и Игореша рассказывал о себе. Он представился студентом строительного института. Родом он был из Саратова, но учился в Самаре – захотел хоть на время учебы избавиться от навязчивой опеки родителей. Отец – военный строитель, мать – домохозяйка. Короче – интеллигенция. Живут они в хорошем районе, в трехкомнатной квартире на самом берегу Волги, и Игореша у них единственный сын, любимый, взлелеянный…
Пока юноша рассказывал о своей семье, Маринка неожиданно затосковала. Ее новый знакомый такой воспитанный, интеллигентный, студент… А она… В училище экзамены только через неделю. Да и поступит ли?
– Может, пойдем к моему приятелю? – волнуясь от собственной смелости, предложил Игореша.
Перед Маринкой в дождливом густеющем сумраке внезапно всплыли осуждающие глаза матери, зазвучал ее визгливый надрывный голос: «Только посмей с брюхом заявиться… Сначала ЗАГС, а потом – все остальное!»
– Нет, – сказала она со вздохом. – Лучше давайте еще погуляем. Я дождь очень люблю.
Они бродили по улицам, пока не вымокли до нитки. Игореша жалобно чихал и жаловался на жизнь:
– Очень тяжело учиться. Преподаватели дерут три шкуры. Кормежки никакой… Знаете ли вы, Марина, что, между прочим, даже металл устает? Железная балка рано или поздно может не выдержать нагрузки и лопнуть. Так вот и я устал без женской ласки, один, в чужом городе…
Маринке стало жалко юношу. Он казался таким смешным – сутулый, робкий, с торчащим ежиком коротких волос на голове. Он был совсем не то, что грубые мурмышские парни, которые так смело лезли девчонкам под юбку и за пазуху, как будто они там что-то забыли.
Все удивляло ее здесь, в городе: вот они могут идти вдвоем под ручку, прижавшись друг к другу под зонтиком, и никто даже слова не скажет, никому до них дела нет! В Мурмыше все соседки уже обсудили бы их совместное явление и сделали бы далеко идущие выводы.
Очень понравился Маринке большой город! Свободно ей показалось в нем, привольно. Что хочешь, то и делай, ни перед кем отчета держать не надо, ни матери, ни соседей, ни злых языков нет.
Некоторое время они с Игорешей постояли у подъезда в дождевом жидком, свете фонаря, а потом девушка шмыгнула в спасительное тепло дома.
Аслан ничего не сказал, когда его жиличка вернулась. Даже не посмотрел в ее сторону, только скользнул по ее счастливому мокрому лицу тусклым взглядом и вновь сцепил коротенькие ручки на животе.
Через неделю Маринка отправилась в Мурмыш с первыми заработанными деньгами, полная до краев нового светлого чувства, вызванного Игорешей. Теперь мать уже не казалась ей такой грозной, как раньше.
– А, это ты! – фыркнул постреленок Валька, будто они только вчера виделись. – Ну и влетит тебе…
Он не договорил, стащил со стола корку хлеба, макнул ее в соль и выкатился на улицу к приятелям.
Маринка вошла в дом и озабоченно сморщила нос. Ощутимо пахло газом – колонка в углу сифонила уже давно, но ремонтировать ее было дорого, да и не на что. Мать не раз просила у Расула денег на ремонт, а тот не давал. Приходилось пошире открывать форточки в доме, не опасаясь местных поселковых воров. Они-то знали, что воровать в доме нечего, кроме старенького черно-белого телевизора и стоптанных тапок.
– Ишь ты, выступает как… Ну чисто пава! – комментировали ее явление на улице любопытные соседки. – Вот ей мать задаст…
Верка явилась с работы готовая к бою. Глаза ее с бешеной лисьей рыжинкой засверкали еще на дальних подступах к дому. На крыльцо она взошла уже изрядно заведенная.
– Ишь, шалава, намазалась вся! – заверещала она, вместо приветствия. Своего пронзительного ультразвукового голоса она не стеснялась, не стеснялась и соседских ушей: всякая мать имеет право воспитывать дочь и учить ее уму-разуму! – Только из дома, как сразу хвостом крутить! Я тебя за этим в город посылала?!
Маринка оторопела под градом несправедливых обвинений.
– Еще и копейки не заработала, а уже хахаля городского завела! – Мать стянула со стула тряпку и с размаху вытянула дочь по спине.
– Правильно! Молодец, Верка! – довольно кивали соседки, прислушиваясь к звукам семейного скандала. – Так ее, учи, учи!
«Игореша! Откуда она узнала про него?» – мелькнула в Маринкиной голове тревожная мысль. Она только закрывала голову руками от ударов, испуганно думая, что мать больше не пустит ее в город, запрет в доме, а потом отправит на станцию работать сцепщицей вагонов.;.
Вскоре Верка выдохлась и устало осела на стуле. И выдала своего информатора:
– Расул вчера в городе был, Аслан ему все рассказал! – Она вытерла полной рукой выступивший на лбу пот (погода после затяжных дождей стояла жаркая, душная, после обеда в воздухе сильно парило, как перед грозой) и уже более спокойно продолжала: – Ой, позор-то какой на старости лет!.. Ой, воспитала я доченьку… Только одной ногой из дома, а уже пошла шлындрать, подолом мести. – Она сдула нижней губой прилипшую ко лбу прядь и деловито осведомилась: – Деньги привезла? Сколько?
Увидев жидкую пачку в руках дочери, мать сначала нахмурилась, но потом лицо ее прояснело, и она живо схватила мятые купюры. Пересчитала. Задумалась. Спрятала деньги в вырез лифчика.
