Соколов достал блестящую горошину и бросил в стакан с водой. Пыш! — только пузырьки пошли. Горошина вмиг растворилась.
— Ура! — закричал Валера Готовкин. — Где тут ближайшая почта?!
До ближайшей почты было, как всегда, километров тридцать. Они набрали канистру воды и двинулись.
Опять ухабы и перелески. Опять просёлок и такая дорога, будто она ложностратегическая. Будто её для врагов прокладывали, чтобы они никуда не доехали. И вот долгожданное райсело Едрово и долгожданная почта.
Наши небритые участники экспедиции напоминали неизвестно кого. Когда они ввалились на почту, девушки подумали, что у них опять кино про войну снимают. Они сказали:
— Этих актёров плохо загримировали. Военная форма у них как новенькая. И щетина не настоящая, того и гляди, отклеится. И китайских плащей, как у шофёра, партизаны не носили. Их тогда ещё в продаже не было.
Лейтенант Соколов быстро набросал телеграмму:
Через час изумлённые геологи во главе с Юрой Лозой, вытаращивая глаза, читали:
А когда Миша Гагарин, Соколов и Валера Готовкин ушли с почты, изумлённые девушки говорили:
— Это не партизаны были, не из кино. Это милиция была. Петровка, тридцать восемь. Они истопника искали. Он, наверное, был очень опасный.
— Почему опасный? Скажи, Маруся.
— Потому что Соколов готов.
— А тот, в китайском плаще, и в самом деле китайской национальности.
— Это почему, объясни, пожалуйста.
— Потому что фамилия у него китайская — Кин-Гагарин.
Через некоторое время корреспондент Куженкин подъехал.
Он долго девушек расспрашивал. Телеграммы читал. А потом продиктовал по телефону заметку в вышневолоцкую газету: «Кин-Гагарин выходит на след».
Потом было много всяких событий. И встречи в пионерлагере. И торжественный вечер с вышневолоцкой интеллигенцией. И ответы на вопросы журналистов.
А ещё через день, под вечер, Миша Гагарин на своём «газике» привёз в Вышний Волочёк на станцию готового Соколова, Валеру Готовкина и Машу Филипенко. Они уезжали в Москву. Ещё провожал их геологический Володя Стороженко. С огромным пустым рюкзаком. Как всегда, ему было велено по дороге купить пятьсот банок консервов.
Он говорил на прощанье:
— Уезжайте, ребята. Я не буду тут с вами миндальничать, слёзы лить. За консервами побегу. Я стал специалистом по консервным ископаемым. Я уже давно не геолог.
Известный следователь Кин-Гагарин тоже не стал миндальничать. Он подарил Валере фонарик- жужжалку и побежал колёса подкачивать. Эх, жизнь геологическая!
В поезде лейтенант Соколов сказал:
— Я, ребята, тоже давно не геолог. В медицину ушёл. В химию. А ведь когда-то геологом начинал.
— А почему ушли?
— Я считаю, что полезные ископаемые трогать не надо. Надо их для потомков беречь. Они же не только наши. Мы должны солнечную энергию использовать, гидроэлектрическую, атомную.
Маша сразу решила, что попросится у профессора Баринова улучшательницей именно на эти разработки. Пора двинуть вперёд научные изыскания в этих областях.
Валера Готовкин тоже решил начать жизнь заново. Как можно скорее исправить двойку по математике и проситься в постоянные улучшатели. Не будет он больше барчуком выращиваться.
В Москве Машу встречали родители. А Валеру встречали дедушка и бабушка.
— Ну как, внучек, здоров? Понравилось тебе?
— Ещё как понравилось! — закричал Валера. — Бабушка! Дедушка! Мы там даже ни разу не раздевались!!!
Глава 7.
Седьмая профессия Маши Филипенко. Мы — пожарная дружина
После геологической экспедиции Маша была надолго оставлена в покое Институтом Улучшения Производства. Потому что её мама позвонила профессору Баринову и сделала ему выговор:
— Может быть, производство вы улучшаете, но нашего ребёнка вы ухудшили. Отец ей говорит: «Помой посуду. Вон раковина полна тарелок». А она отвечает: «Папочка, ты сам помой. Я чрезвычайно занята. Я для страны нефть ищу». — «Это как ты её ищешь?» — «А так, папочка, по карте. Нефти там больше всего, где больше всего бензоколонок». Отец говорит: «А чемоданы из крокодиловой кожи продают там, где больше всего крокодилов. То есть в подвале Центрального универмага». Она в ответ на это говорит: «А я посуду всё равно мыть не буду. У меня много дел есть государственной важности». Так что у нас дома не дочь живёт, а просто министр оборонной промышленности. Скоро мы к ней на приём записываться будем по вторникам и субботам.
Профессор Баринов такого от Маши не ожидал. Он только охал и ахал в трубку и ничегосебекал:
— Ах! Ах! Ах! Ох! Ох! Ох! Ничего себе!
— И учиться она плохо стала. У неё по английскому одни двойки.
Профессор Баринов сказал:
— Я всё понял. Мы её временно отстраним от улучшения. Тем более что у нас другой хороший улучшатель выработался — Валера Готовкин. Он нас выручит. А с английским мы вам поможем. Прикрепим к Маше маму товарища Жбанова.
— Спасибо, — сказала мама. Но сама даже огорчилась, что её Машу отстранили от улучшения. Маше и за это влетело:
— Видишь, выставили тебя!
— Мама, но ты же этого сама хотела!
— Кто ж знал, что они отстранят сразу. Я думала, они тебе нагоняй сделают. Ладно уж, зато теперь займёшься учёбой. Хотя зарплату твою жаль.
И вот однажды к Маше в дом пришла совсем ещё не старая пожилая женщина. Она как вошла, так с порога и сказала:
— Here lives Masha Filipenko?
