— А что Олейников?
— Он кричит: «Я эту военщину и шпионщину разоблачу!» А Александра Семёновна рада. Она говорит: «Действуйте, ребята. Я с вами вместе милицию научу работать». И ещё она говорит, что Алёшу похитили не одного.
— Как не одного? — воскликнула Маша Филипенко. — А с кем ещё?
— С шубой и рюкзаком! — ответила Надя. — И с зимней шапкой. Вот фотографии Алёши, а вот кусочек шубы для заплаток,
— Зачем же шуба? — задумался Готовкин.
— На Север повезут! — решил Дима Аксёнов.
— Или следы запутывают! — предположила Лена Цыганова.
— Ребята! — сказала Маша Филипенко. — Сейчас поздно. Пора по домам. Завтра поведём розыск многими путями.
— Я лично завтра на Северный вокзал, — сказал Аксёнов. — Буду всех проводников спрашивать. Фотографию показывать: не видели ли они такого мальчика с индонезийским уклоном. Не увезли ли его на Север.
— Я лично завтра в парк, — сказал Готовкин. — Где собака его потеряла. Тоже с фотографией пройдусь, с садовниками поговорю.
— Я лично завтра буду здесь, — сказала Маша. — Буду эту записку с английского переводить. И по телефону отвечать. А вы все мне звоните. А сейчас по домам! Все как один!
Лена Цыганова сказала:
— Все по домам пойти не могут. Дима Олейников в кровати лежит. Он укладывание произвёл.
Они включили передатчик и послушали. Из передатчика слышалось пение Александры Семёновны:
И донёсся дотошный голос Димы Олейникова, который спрашивал:
— Вы не можете уточнить, в какое именно время в саду уснули птички?
— В двадцать один ноль-ноль! — по-военному отвечала Александра Семёновна.
Маша отключила их разговор и спросила у ребят:
— Как быть? У него дома будет паника. Его собственная бабушка скоро побежит в милицию Диму искать. Будет два похищенных ребёнка.
Надя Абдурахманова вспомнила про визитную карточку Гули Курбановны:
— Пусть она позвонит Олейниковым домой и успокоит всех, что Дима в милиции.
— Нет, — сказала Маша Филипенко. — Я лучше профессору Баринову позвоню.
Она позвонила Дементию Дементьевичу и попросила разобраться с Димой. Профессор Баринов по инструкции избегал разговоров с бабушками. Но всё равно позвонил Олейниковым и всё им рассказал, что Дима не бродяжничает и не пропал. Что он участвует в серьёзном розыске мальчика. И в настоящее время уложен в дошкольную кровать и спит по заданию класса.
Димина бабушка хотела раскричаться: «Нужен мне ваш серьёзный розыск! Плевала я на дошкольную кровать!»
Но она в первый раз в жизни разговаривала с профессором, и это её удержало. Она только вежливо сказала:
— Ладно. Авось найдётся. Мы не очень-то и беспокоились.
Первый рабочий милицейский день закончился. Ребята разошлись по домам.
Все стали ждать завтра.
Ночь была длинная-предлинная. Но прошла в одну минуту.
Завтра в семь утра Маша Филипенко уже была в служебном помещении. Она взяла словарь и стала переводить записку. И всё время ждала новостей от телефона и от радиопереговорного устройства. Ждала известий с мест событий.
Вот пришло первое. Передатчик на столе щёлкнул и заговорил голосом Димы Олейникова:
— Алло! Алло! Я — Чайка! Мы проснулись. Начинаем утреннюю гимнастику и бег вокруг дома. Когда прибежим, будет завтрак из трёх блюд.
Дима замолк надолго: или бегал, или завтракал. Маша думала. Перед ней лежала загадочная записка на английском языке. Маша почти всё перевела:
«Палажите в городском парке на белую плиту на главной клумбе шесть котлет, три пакета молока, два батона, нож с вилкой и сапоги из шерсти овец, смешанной вместе. Иначе вашему ребёнку будет плохо».
Некоторые слова были написаны по-русски, некоторые по-английски. И те и другие были с большим количеством ошибок. Это здорово затрудняло перевод.
— Если шесть котлет, то похитителей шестеро. Но почему три пакета молока? Может, их трое? Отчего тогда два батона? И вообще, гангстеры, похищающие детей, должны заказывать у бабушек не молоко и валенки, а пиво и сапоги.
Зазвонил телефон. Объявился Дима Аксёнов:
— Алло! Это я — Дима. Я на вокзале, на Северном. Здесь никто такого мальчика не видел. Говорят: «У нас японцы редко ездят». Только один носильщик, восемнадцатый номер, говорит, что видел, но не помнит где. Обещал подумать.
— Что ты будешь делать? — спросила Маша.
— На Ленинградский пойду. Он у нас тоже северный.
— Хорошо. Только учти, что в одиннадцать у нас совещание. К одиннадцати приезжай.
Радиопередатчик на столе щёлкнул.
Это подал сигнал Дима Чайников. То есть Олейников, который Чайка:
— Алло! Алло! Я — Чайка. Мы закончили завтрак. Бежим в сквер с английским языком.
— Что это за сквер с английским языком? — спросила Маша. — Около английского посольства?
— Нет. Около Елисеевского магазина.
— Алло! Алло! Я ничего не понимаю. Дайте пояснения.
— Алло! Алло! Я — бабушка. Даю пояснения. Около памятника Пушкину собирается группа детей, изучающих английский язык. Они гуляют с учительницей. Есть сквер с немецким языком. Около Большого театра. Где памятник Карлу Марксу.
— Я — Маша. Я — Маша. Я вас поняла. Чайка, Чайка, в одиннадцать у нас совещание. В одиннадцать подключайся к нам.
— А мне можно подключиться. Я — Буревестник. То есть я — бабушка.
— Я — Маша. Я — Маша. Ни в коем случае. Это производственное совещание сотрудников.
Тр-тр-тр-тр-тр-тр-тр-тр-тр-тр!
Телефон звонил. Аж прыгал от нетерпения. Маша сразу догадалась, что звонил Валера Готовкин.
— Алло! Я слушаю!
Это была мама:
— Маша, Маша, ты портфель дома забыла.
— Правильно, у нас три дня не будет в школе занятий. У нас учения.
Мама не стала спорить. Учения так учения.
— Только ты домой вовремя приходи.
Тр-тр-тр-тр-тр~тр-тр-тр-тр-тр-тр! В этот раз действительно Готовкин.
— Маша, Маша, я из Центрального парка.
— И что в парке?
— Я опросил сторожей. Такого мальчика они видели. Он играл в кинофильме «Юность Джавахарлала Неру».
