История Византийской Империи. Том 3

Николай говорит об этом как о подготовляющемся событии (7). Но между тем как в Риме только ожидали радостного события и, конечно, имели основания надеяться, что обращение будет делом немецкого или римского духовенства, на самом деле обращение Болгарии в христианство произошло именно в это время (864-865), но при непосредственном участии греческого духовенства, и, следовательно, патриарха Фотия. Это обстоятельство должно быть нами взвешено в его действительном значении, так как из него объясняются дальнейшие отношения, составляющие предмет настоящей главы.

Ведя горячую борьбу с папой, который слишком круто ставил вопрос о непосредственном возведении Фотия в епископы из светского звания и отказывал в своем согласии признать его в сане, патриарх Фотий имел то преимущество в завязавшейся переписке с папским престолом, что привносил в предмет спора новые обстоятельства, постепенно раздвигая канонический и церковно- административный кругозор, вместе с тем переносил центр тяжести в споре с личной почвы на более широкую, всемирно-историческую. Первоначальная неудача в сношениях с папой Николаем, вследствие которой положение Фотия на кафедре становилось весьма непрочным, так как Игнатий продолжал многими считаться настоящим и единственным главой Церкви, заставляла весьма призадуматься насчет дальнейшего хода дела. Конечно, Фотий имел большую партию преданных ему учеников и принявших от него посвящение епископов, он пользовался поддержкой всесильного кесаря Варды, но он видел также, что подобный порядок вещей мог держаться лишь вследствие безразличия по церковным вопросам со стороны царя Михаила, для которого достаточно было шута Феофила Грилла и который предоставил Варде носиться с Фотием, а народу с Игната- ем, по выражению современного писателя. Когда в Константинополе были получены известия о деяниях римского Собора 863 г., на котором было произнесено осуждение на Фотия и его приверженцев, там были весьма недовольны принятым папой положением в этом деле и старались выразить протест против притязаний его. Именно в это время организуется моравская миссия и начинается просветительная деятельность Кирилла и Мефодия. К сожалению, о настроении патриарха и светского правительства мы можем судить лишь посредственно, чрез отражение написанных тогда, но затем бесследно утраченных грамот царя и патриарха в канцелярии Римского епископа. Сохранилось письмо папы от 865 г., которым он отвечает на послание царя Михаила III по делу Фотия и которое весьма хорошо знакомит нас с настроением партий и с положением изучаемого вопроса. Прежде всего папа замечает, что врученное ему письмо наполнено хулой и оскорблениями [25] и что оно в высшей степени оскорбительно для наместника апостола Петра, ибо во всей истории сношений Рима с империей нельзя указать примера такой непочтительности.

«Вы до такой степени раздражены, — продолжает папа, — что негодуете даже против латинского языка, который называете варварским и скифским, желая этим уязвить того, кто им пользуется. Какая несдержанность, не пощадившая даже языка, который создал Господь и который вместе с еврейским и греческим применен между всеми прочими в надписи на кресте Христа. Если вы позволяете себе называть латинский варварским языком, потому что не понимаете его, то подумайте, какая нелепость — претендовать на титул римского императора и не знать римского языка. Варварским латинский язык становится, может быть, в неудачных переводах его на греческий, но это нужно ставить в вину не языку, а переводчикам, которые при переводе следят не за смыслом, а насильственно переделывают слово за словом [26]. Усвояя себе в начале письма титул римского императора, вы не стыдитесь называть римский язык варварским».

Тон письма от начала до конца отличается теми же качествами высокомерного пренебрежения к корреспонденту и, конечно, не мог не вызвать в Константинополе вспышки горячего гнева и желания найти случай нанести чувствительный удар противнику. Так как нам весьма важно составить себе представление именно о расположениях борющихся лиц, то находим полезным привести следующее место из того же документа, тем более что в нем заключаются исторические намеки. Папа пишет, между прочим, следующее:

«Вашей могущественной доблести было бы уместней хвалиться о Господе, славиться добрыми делами и справедливостью, а не запугивать и посылать нам угрозы, тем более что и дорога между нами сопряжена с значительными затруднениями, которые причиняют разные народы, наносящие вам обиды и причиняющие серьезный вред: вам лучше было бы мстить за эти обиды, а не вести счеты с нами. Мы не наносим никакого вреда и не причиняем оскорбления вашему величеству. Взвесьте, сколько опустошений производят те другие люди и что вы имеете против нас? Разве мы отняли Крит, обезлюдили Сицилию и овладели бесчисленными греческими провинциями? Наконец, разве мы предали огню святые церкви, перебили множество населения в окрестностях города, почти под самыми его стенами [27]. И однако, этим народам, которые остаются в язычестве, которые исповедуют другую веру и суть противники Христа и находятся в постоянной вражде со служителями истины, вы не думаете мстить [28], и между тем посылаются угрозы и даже наносится вред тем, которые по милости Божией состоят христианами и происходят от христианских родителей кафолической веры, которые исповедуют догматы одинаковой веры и желают оставаться чтителями истины. Это не похвальный порядок вещей, что остаются безнаказанными те, кто причиняет большой вред, и принимаются всяческие средства против совершенно невинных, что хулителям Христа предоставляется полная свобода, а исповедники Христа подвергаются угрозам».

Можно вообразить, как много обиды должны были причинить подобные упреки императору и патриарху, которые считали себя единственными стражами Церкви и блюстителями неприкосновенности ее. Злобные намеки на беспомощное положение империи перед мусульманами на море и на недавний набег Аскольда и Дира со стороны Черного моря, равно как насмешка над не оправдываемыми действительностью притязаниями императора на главенство в христианском мире, все это не может и в наших глазах считаться благородным политическим приемом и не совсем отвечало той действительности, которая раскрывалась перед взорами константинопольского руководителя церковной политикой. Разумеем рке вполне выяснившиеся к тому времени успехи христианской миссии в Моравии, в Киевской Руси и, наконец, в Болгарии. В Константинополе могли дать ответ на это письмо с большим достоинством, но папа не дождался письменного ответа: патриарха Фотия как раз в это время (864–865) занимало болгарское дело.

Вопрос о церковном влиянии в Болгарии, которая была вне границ империи, разрешался с точки зрения канонических правил [29], равно как с административной точки зрения о пределах церковных провинций, в пользу Византии. После того как в 730 г. Иллирик отошел к патриархату, нельзя было настаивать на солунском викариате, когда-то зависевшем от Рима, как упорно продолжал еще думать папа. И несомненно, было крупной ошибкой в дипломатии Рима связать вопрос о Фотии — личный и довольно не редкий в церковной практике вопрос — с делом о церковном влиянии в Болгарии. Правда, болгарский вопрос возник довольно неожиданно и сразу обострил отношения между Римом и Константинополем. Перед историком этот вопрос обнаружился уже совершившимся фактом, который имел свои последствия, выразившиеся в появлении нескольких исторических документов первостепенной важности. Между тем как в Риме ожидали ответа и готовили вновь множество грамот по тому же вопросу, в Константинополе разрешили дело об обращении Болгарии весьма поспешно, хотя нельзя сказать, что основательно. К 865 г. относится важный документ, именно послание патриарха к новообращенному князю Богорису, принявшему при крещении имя своего крестного отца, царя Михаила; дата же этого памятника в свою очередь подтверждается современной событиям латинской летописью Гинкмара, который под 866 г. сообщает о просвещении Богориса христианством и о крещении его как о факте, относящемся к предыдущему году (8). Таким образом, в 864–865 гг. князь Болгарии стоял уже на пути к введению христианства в стране и этим вопросом, очевидно, интересовались как западные, так и юго-восточные соседи его. В частности, о ближайшей исторической обстановке этого события нет современных византийских известий, за исключением окружного послания Фотия к иерархам Восточной Церкви, которым мы займемся ниже, и намеков на то, что крещение совершал посланный из столицы епископ. Как сейчас увидим, патриарх Фотий не имел достаточно времени войти в подробности церковной организации Болгарии и определить отношение ее к патриархату, вследствие чего возникли недоразумения, весьма осложнившие это само по себе простое дело. С политической стороны переход Болгарии в христианство сопровождался весьма либеральным актом византийского правительства, которое согласилось решить в пользу Болгарии спорный вопрос о границах, причем поступилось областью Загорье, владение которой расширяло на Черноморском берегу границы Болгарии до Бургаса. Что касается церковных