бойцы схлестнулись с казаками, опрокинули их, повернули, погнали, а правофланговый полк, раздробившийся среди окраинных хат и садов, не встретил организованного сопротивления. Нагоняли отдельных всадников, пеших. Рубили тех, кто отстреливался.
За домами - мглистая степь. Глубокие следы на снегу. Черные трупы. Поодаль маячили конники, повозки, тянулось что-то темное, длинное, как стена. Там вспыхивали выстрелы, оттуда неслось тягучее «Ура-а-а-а...», поражавшее однообразием, унылостью и обреченностью.
Полк замедлил движение в глубоком снегу. Подтянулись отставшие, все эскадроны снова сомкнулись, слились воедино.
Высокий Маузер хорошо шел по сугробам. Ворошилов, командир полка и еще несколько всадников опередили общий строй, мчались навстречу крикам и выстрелам.
Ближе, ближе, ближе противник! Климент Ефремович понял: впереди дорога. На ней, теряясь во мгле, растянулась густая колонна пеших, конных, повозок. Сотни казаков, может быть, тысячи, замерли в плотном строю и по чьему-то приказу всё кричали и кричали тягуче, однообразно, надрывно: «а-а-а-а-а- а!»
Их было так много, что страх кольнул Ворошилова: «Зарвались! Крышка!» Сейчас ударят залпами, полоснут из пулеметов и подчистую выкосят на голом поле весь полк, два полка! А поворачивать поздно. Разогнавшиеся эскадроны накатятся сзади, стопчут тех, кто замедлил ход или остановился.
Враг рядом! Но почему не скачут казаки навстречу, не бьют в упор?
Лишь когда увидел перед собой заиндевелую, недвижимую, с остекленевшими глазами морду лошади, когда выстрелил в белое, как у мертвеца, вымороженное лицо, понял: они закоченели, они ничего не могут!
- Братцы! Братцы! - вонзался в уши нечеловеческий вопль. - Не надо, братцы!
Распаленная атакой лавина - шестьсот всадников - врезалась в окостеневшую вражескую колонну.
10
Несколько часов продолжалась эта страшная битва, в которой с обеих сторон участвовали на сравнительно небольшом пространстве до двадцати тысяч конников. Мороз к утру усилился градусов до тридцати. В затишье слышно было, как шуршит, слегка потрескивая, воздух - вымерзала в нем последняя влага, оседая на землю мельчайшими сверкающими кристалликами.
У казаков не было выбора: позади голая степь с леденящим ветром, гибель от холода, а впереди - красные. Но там хаты, тепло, еда - жизнь!
Снова и снова бросались они к жилью, стремясь захватить хотя бы один населенный пункт, закрепиться в нем, переждать самую лютую стужу. Но белых отбрасывали огнем, контратаками. Казаки отходили на полтора-два километра. Генерал Павлов выставил там плотный пулеметный заслон, преодолеть который буденновцы не могли.
Малость отдохнув, пополнившись подошедшими частями, белогвардейцы опять шли на штурм, и все повторялось снова.
Сотни раненых коченели в снегу.
Вдали, за линией пулеметных заслонов, всю ночь пылали костры. Пытаясь спастись от гибели, казаки жгли свои обозы, стога сена.
Лишь перед рассветом, убедившись в бесполезности атак и страшась ответного сокрушительного удара, генерал Павлов приказал своим дивизиям отходить к селу Средний Егорлык.
Днем стало немного теплее. Сквозь разрывы туч проглядывало багровое, с мутными, расплывчатыми краями солнце.
Ворошилов и Буденный объехали поле недавнего боя. Жуткая картина открылась перед глазами. По дороге двигаться невозможно: брошенные орудия, пулеметы, сани, опрокинутые повозки, зарядные ящики, а среди них трупы зарубленных и замерзших людей, окоченевшие кони.
За линией пулеметного заслона дорога свободнее, но трупов почти столько же. Не убитые - погибшие от холода. Кто как: сидя, лежа, свернувшись клубком, распластавшись во весь рост. По обе стороны от проселка, среди сугробов, тоже повсюду чернели трупы. Мела поземка, слегка шевелившая снег, и казалось, что мертвые люди и лошади плывут, покачиваясь, по белым волнам.
В неглубокой балке возле стога сена казаки замерзли стоя. Прятались, наверно, от ветра да так и остались, прислонившись, прижавшись к стогу. Некоторые не выпустили из рук поводьев, отправились на тот свет вместе с конями...
- Их тут по всей балочке человек двести, - понизил голос ординарец. - Видать, в хвосте шли, самые ослабевшие. Как остановились, так сразу и окочурились.
От стога к дороге по двое, по трое ходили местные жители, пожилые крестьяне, переносили трупы, укладывали ровными штабелями, как дрова. Старый казак с седыми усами, прыгая на деревянной култышке, обыскивал карманы мертвых, отдирал шинели и гимнастерки, проверяя за пазухой. Доставал документы, а заодно и кисеты с махоркой. Бумаги складывал в большую белую папаху с пятнами крови, опрокинутую на снегу.
- Здоров, земляк! - приветствовал его Буденный.
- Валяй, проезжай, - неохотно ответил тот. - Чего любуешься али еще не нарадовался?
- Любоваться действительно нечем, - сказал Ворошилов. - У меня аж мурашки по коже.
- Значит, ишшо человечье обличье не совсем потерял, - глянул на него старик. - Это разве допустимо такое смертоубивство, чтобы братов в чистом поле морозить! Совсем уже до крайней лютости озверели! Не простит господь грех!
- Ты это не нам, ты генералу Павлову скажи, который своих служивых четверо суток гнал по снегам, по морозу, без горячей еды. Пускай его бог накажет за такое командование.
- Я господу не указ, сам разберет. Только все одно; большой грех сотворили, - упрямствовал седоусый. - Учинили избиение православных, а чего содеял, тем отольется...
- Каркай меньше! - прикрикнул ординарец.
- Оставь его! - Климент Ефремович тронул коня. Смутно было на душе. Конечно, никакой вины нет на бойцах, на Семене Михайловиче, на нем самом. Белые шли уничтожать их, получили отпор. Это правильно. И все же тяжело видеть такие последствия, столько трупов. Не одни ведь враги здесь. Много обманутых казаков, которым заморочили голову, много насильно мобилизованных... Теперь им уже ничего не докажешь, ничем не поможешь...
- Семен Михайлович, - догнал Ворошилов командарма, - давай комиссию создадим по расследованию причин и обстоятельств этого боя.
- Зачем? - удивился Буденный. - После каждой схватки бумагу марать...
- Это не обычная схватка, сам знаешь. Пусть комиссия соберет все данные, изложит свое мнение. Для местных жителей, для наших бойцов, для истории, наконец.
- Не возражаю, - согласился Буденный.
11
Цифры, которые назвала в своих выводах комиссия, превзошли любые предположения. Выяснилось, что в районе Торговой - Среднего Егорлыка белые потеряли замерзшими и убитыми не менее пяти тысяч человек и две тысячи триста лошадей. По существу, генерал Павлов загубил всю лучшую деникинскую кавалерию, свел на нет отборные казачьи полки, которыми так гордился генерал Мамонтов.
Пять тысяч - это ведь только погибших. А сколько было раненых, поморозившихся, заболевших?! Многие из них окончательно утратили веру в своих начальников. Сломлен был боевой дух казаков.
Расплющить Конную армию ударом «молота», как это было задумано, белым не удалось. Больше того,
