выше.
Советское командование, готовясь к летней кампании, учло все сильные и слабые стороны противника, учло свои прошлые ошибки. Гитлеровцы «срезали выступы» и в 41-м, и в 42-м, делали это почти всегда успешно. Наверняка они попытаются теперь срезать и Курский выступ.
Ставка решила: наступать не будем! Пусть наступают немцы. Войска Центрального и Воронежского фронтов получили приказ зарыться в землю, создать непробиваемую оборону, измотать и обескровить противника. В район Курской дуги направлялись резервы, сюда шла новая техника. А войска соседних фронтов, Брянского и Западного, готовили тем временем наступление на Орел, во фланг и тыл ударной группировки противника.
Ошибиться, не распознать планы гитлеровцев было бы сейчас очень страшно. А ошибиться было нетрудно, так как даже сами фашисты еще не знали достоверно, когда и где именно будут они атаковать.
4 мая Гитлер собрал в Мюнхене совещание высшего военного командования, чтобы обсудить план операции «Цитадель». Фельдмаршалы и генералы еще только обдумывали, как лучше нанести удар. А советские войска в Курском выступе уже заканчивали к тому времени основные оборонительные работы.
Генерал-инспектор бронетанковых войск Гейнц Гудериан приехал на совещание без определенной точки зрения. Его беспокоило лишь одно: по плану операции важная роль отводилась новым танкам «тигр» и «пантера». А танков этих было пока немного, в их конструкции обнаружились недостатки, для устранения которых требовалось время.
Еще до начала обсуждения у Гудериана испортилось настроение. В зал, мимо него, прошел фельдмаршал фон Клюге. Надменный, с брезгливо оттопыренной губой, он высокомерно ответил на приветствие Гудериана. И сразу всколыхнулась старая обида. Вот он, враг номер один, над которым Гейнц торжествовал когда-то победу и который одним ударом выбил его из седла на целых полтора года. Этот педант командует группой армий «Центр», пользуется доверием фюрера, на его мундире не хватает места для наград. А Гудериан из-за его козней едва не лишился всех благ, едва не умер от болезни сердца… Ни к кому у него не было такой ненависти, как к фон Клюге.
Нет, борьба между ними еще не закончена. Но теперь надо быть особенно осторожным, надо ждать, когда наступит подходящий момент для расплаты.
Гудериан не столько слушал доводы «за»и «против» наступления на Курской дуге, сколько следил, как воспринимает их фюрер. Любимец Гитлера генерал-полковник Модель решительно заявил: операцию следует отменить. Русские уже создали глубокоэшелонированную оборону, усилили свою артиллерию, отвели в резерв механизированные войска, лучше беречь силы и ждать.
Слова Моделя подействовали на фюрера, было видно, что он колеблется.
Речь Манштейна прозвучала невразумительно. Он был хороший стратег, но плохой оратор. В общем, он за наступление, если ему дадут еще две дивизии. Зато фон Клюге говорил твердо и коротко. Он настаивал, чтобы операцию «Цитадель» начали как можно скорее. Гитлер слушал фельдмаршала внимательно, однако без одобрения. И Гудериан понял, что сейчас самое подходящее время сделать выпад в сторону противника, поколебать его авторитет в глазах Гитлера.
Гудериан сказал, что с большим трудом ему удалось укрепить бронетанковые силы. Но если их бросить на прорыв заранее подготовленной обороны, потери будут огромны. А пополнить войска танками в ближайшее время вряд ли удастся, потому что надо заботиться не только о Восточном фронте, но и об обороне на Западе. Некоторые военачальники живут только сегодняшним днем, беспокоятся только о своем участке, не считаясь с масштабами и перспективой…
Говорил, а сам думал: если наступление провалится, его акции не упадут: ведь он предупреждал… А если «Цитадель» закончится победой, никто не упрекнет его за осторожность.
Он видел, как хмурится фельдмаршал, и это доставляло ему удовольствие.
К окончательному решению так и не пришли. Гитлер заявил, что еще подумает. Он был на редкость спокоен, приветлив. Совещание окончилось, но генералы не спешили покинуть зал. Беседовали старые знакомые, обсуждали деловые вопросы.
Фюрер спросил Гудериана, нельзя ли увеличить в мае выпуск «пантер»? Тот ответил, что можно. В таких случаях всегда надо отвечать положительно, этим создается вес и впечатление незаменимости. Заводы как-нибудь вывернутся за счет других машин, за счет плана следующего месяца. Но это детали. Главное, фюрер будет доволен, что получит в мае 320 «пантер». И он, действительно, так обрадовался, что даже подставил локоть Гудериану, позволил взять себя под руку.
В минуты хорошего настроения Гитлер любил, чтобы с ним разговаривали неофициально, делились сомнениями. В этом, наверное, тоже был определенный смысл. Он хотел знать мысли своих помощников. Гудериан, чутко улавливавший оттенки душевного состояния фюрера, не замедлил поинтересоваться:
– Почему вы желаете начать наступление на Востоке именно теперь? Почему нам не подождать?
– Хотя бы из политических соображений, – ответил Гитлер. – Мы должны укрепить свое положение в мире.
– Но разве люди знают о городе Курске? Миру безразлично, находится ли Курск в наших руках или нет. Гораздо важнее, что мы находимся в России и не намерены отходить. Это люди понимают.
– Да, вы правы, – с оттенком горечи произнес фюрер. – И все же нам надо наступать, хотя при мысли об этом у меня сразу начинает болеть живот.
– Он очень верно реагирует на обстановку, – в тон Гитлеру ответил Гудериан. – Следовало бы отказаться от рискованной затеи.
– Я подумаю. Еще есть время.
Этот разговор показал Гудериану, что фюрер полностью вернул ему свое доверие, относится к нему с таким же расположением, как и в прошлые годы. Он вышел из зала, ощущая прилив бодрости. Ему сказали, что в соседней комнате его ожидает фельдмаршал фон Клюге. Было ясно, что фон Клюге хочет выяснить взаимоотношения. Он встретил Гудериана спокойно и сдержанно. А Гейнц был сейчас возбужден.
Фельдмаршал поинтересовался, в чем причина ненормальных отношений, сложившихся между ними. Гудериан ответил, что в декабре 1941 года с ним поступили подло… Такое слово вырвалось у него сгоряча, он пожалел об этом, но было уже поздно. Сухая кожа на лице фельдмаршала покрылась малиновыми
