пополз дальше, в узкое горло просеки. Продвинется метров пять, полоснет очередью и снова вперед.
Шесть противотанковых гранат имели при себе бойцы Дьяконского. Изя Волович глазами спрашивал: можно? А у Виктора в трудные моменты голова работала всегда точно и быстро. Мотоциклисты далеко, их пулеметные очереди не страшны. Танк один. Он слепой. Он видит только то, что перед ним.
Сбросив сапоги, Виктор на бегу кинул Воловичу:
– Плащ-палатку, за мной!
И тот, молодчага, понял, покатился по склону вслед за своим лейтенантом.
Подкравшись сзади, Дьяконский вскочил на корму. Горячая решетка жалюзи обожгла босые ноги. Бесшумно ступая, он подобрался к башне и накинул на нее плащ-палатку, закрыв смотровые щели. Волович точно так же закрыл смотровую щель механика-водителя.
Немцы, конечно, были обескуражены. Ни стука, ни выстрелов, и вдруг – темнота. Танк ткнулся вперед, потом назад и остановился, чуть накренившись – гусеница попала в канаву.
Прошла минута, другая. Прижав коленями плащ-палатку, Виктор поднял над головой трофейную гранату-лимонку. Он не видел, что происходило вокруг, не слышал, как заливаются пулеметы немецких мотоциклистов, как отвечает им Гафиуллин. Он напрягся, стараясь не пропустить момент. Вот что-то звякнуло под броней. Виктор присел. Крышка люка откинулась рывком, высунулась рука с пистолетом. Немец выстрелил наугад, на всякий случай. Дьяконскому опалило щеку. И все же он успел сунуть в люк гранату, прежде чем крышка захлопнулась.
– Долой! – заорал он, падая с танка.
Волович ринулся вниз. Сразу грохнуло. Потом еще. Виктор отполз за дерево и оглянулся. В машине рвались снаряды. Взрывная волна откинула крышку, из люка полз черный дым, стремительно вылетали языки пламени.
– Работа! – восторженно кричал Волович. – Вот это работа!
Он даже притопывал забинтованными ногами, не чувствуя боли в ступнях.
Немецкие мотоциклисты постреляли еще минут десять и укатили. Бойцы весело переговаривались. А у Виктора кошки на сердце скребли. Сколько времени понадобится фашистам, чтобы посадить на машины воинскую часть и перебросить сюда? К полудню пожалуют…
Фрицы переполошились не на шутку. Минут через сорок над лесом появилась девятка бомбардировщиков. Виктор подумал, что это уж слишком! Такой щедрости он даже не ожидал.
Самолеты сделали несколько заходов, разыскали высоту. И, пожалуй, не нашли бы ее, если бы не черный остов сгоревшего танка.
Бомбардировщики разделились. Три штуки явно метили на высоту «109», а остальные вдруг повернули и ушли за реку. «Ага! Значит, наши близко», – сообразил Дьяконский, прижимаясь к шершавой глине на дне окопа.
Вот сейчас будет рев, свист, ураган, грохот. Надо открыть рот, чтобы не оглушило. Надо перетерпеть несколько минут… Всего несколько минут… Вот, началось!
… Когда он поднялся из окопа, в дымном воздухе густо кружились сорванные с деревьев листья. Одна бомба добила немецкий танк, развалила его на части. Еще несколько угодили в склон высоты, двое автоматчиков лежали мертвыми. Изя Волович перевязывал бритую голову Гафиуллина.
– Стрелять можешь? – спросил Виктор.
– Могу, командыр, – морщась, кивнул тот.
Теперь они остались впятером. Вскоре с берега прибежал еще один боец, доложил радостно, что на той стороне появились наши, что уже спускают с грузовиков плоты и лодки. Потом пришел связной командира батальона. Виктор отправил его обратно с короткой запиской: просил поторопиться и подготовить артиллерийский огонь по дороге.
Связной еще не успел убежать, когда Волович крикнул, что видит колонну автомашин. Дьяконский поднялся на высоту, прикинул: немцев было не меньше двух рот. «На час, – сказал он себе. – Часок мы их поманежим. Больше никак не получится!»
Фашисты явно торопились. Пехотинцы бегом занимали боевые порядки. Машины сразу же развернулись и ушли, вероятно, за подкреплением. А с дороги открыли частый огонь минометчики. Второй раз, и опять в голову, ранило Гафиуллина. Молчаливому Майбороде осколок вонзился в ягодицу. К ручному пулемету лег Волович, широко раскинув тощие ноги с грязными култышками бинтов. Виктор бил из пулемета, снятого с мотоцикла. Фашисты делали короткие перебежки в пять-шесть шагов, вели огонь такой плотный, что воздух над высотой напряженно гудел.
В центре немцы продвигались медленно, зато на обоих флангах, и справа и слева, подошли к самому лесу. Теперь им ничего не стоило подобраться вплотную… Дьяконский приготовил гранату.
Пока перезаряжал пулемет, по правой руке словно хлобыстнули кнутом. Посмотрел и даже губами чмокнул: надо же, как повезло! Осколок тоненькой змейкой прорезал кожу возле кисти. На пару миллиметров ниже – и нельзя стрелять.
Перевязываться не было времени. Мокрой от крови рукой он опять схватился за пулемет. Прежде чем открыть огонь, пощупал карман: бритва была на месте, все в порядке. В последний момент есть чем избавить себя от плена.
За рекой громыхнули пушки. Снаряды начали падать на дороге и позади немецкой цепи, заставили противника приостановиться. Виктор осмотрелся. Стрелял только один автоматчик. Майборода лежал ничком: вместо спины – кровяная каша.
Возле ручного пулемета снова находился Гафиуллин, а рядом с ним, схватившись за грудь, корчился и стонал Изя Волович.
Виктор прицелился, ловя каски, черневшие среди травы, повел стволом пулемета, чеканя длинную очередь. Сверху, больно ударив в плечо, грохнулся кто-то, заорал над ухом:
– А ну, подвинься!
