– Смогу, – сказал Гафиуллин. – Но лучше объясни сам. Ей приятно говорить с тобой. Она вдова, а ты сегодня молодой и красивый и с золотыми погонами. Доставь ей удовольствие.
– Я уже догадался, командыр. У меня запершило в горле. Но я выдержал.
– Ты молодец, – похвалил Дьяконский и развернул карту Европы, которую постоянно носил теперь в полевой сумке. Нанес красным карандашом несколько черточек. Польша, Восточная Пруссия. Линия фронта неуклонно приближалась к Гумбиннену, к тому самому немецкому городу, в районе которого разыгрывал отец Виктора учебные бои со своими слушателями-академиками. Большая карта лежала на полу в кабинете отца, и Виктор, ползая по ней на коленях, подавал заточенные карандаши. Тогда он сказал, отвечая на вопрос отца, что от нашей границы до Гумбиннена можно пройти за сутки. Отец посмеялся: такую ошибку допускает не только сын, даже в академии есть слушатели, которые готовы врага шапками закидать.
И вот теперь наши генералы ведут войска к границе Восточной Пруссии, ведут их на Гумбиннен. Как знать, может, среди них есть и те, кто штурмовал город на карте под руководством комдива Дьяконского. Ну, что же, полученные в ту пору знания помогут им избежать ошибок, уменьшат жертвы. Виктор подумал, что, хоть отца давно нет в живых, он все-таки воюет с немцами своей теорией массированного использования танков: воюют с врагом те люди, которых комдив Дьяконский обучал и воспитывал.
От мелкого дождя запотевали, туманились стекла бинокля, Альфред то и дело протирал их носовым платком. Унылый однообразный пейзаж простирался вокруг. Пожелтевшие поля, песчаные залысины, редкие одинокие сосны. Даже парки-лесочки геометрически правильной формы, с красными черепичными крышами среди зелени не оживляли окрестность. Очень уж аккуратными и скучными были они.
Утром, догоняя наступавшие части, начальник оперативного отдела штаба артиллерии армии майор Ермаков пересек границу Германии и въехал на территорию Восточной Пруссии. А вернее сказать, не въехал, а вошел. Специально вылез из машины, хотел оглядеться, подумать. Но общий поток подхватил и понес его на новый, пахнущий смолою, деревянный мост.
Сколько лет ждали люди этого события, ждали, как великого праздника, но внешне никакого торжества, никакой помпы не было, вероятно потому, что передовые части пересекли границу двое суток назад, а теперь шли тылы и обозы.
Группа офицеров, пустив по кругу фляжку, чокалась алюминиевыми кружками. Саперы под руководством капитана-политотдельца устанавливали возле моста большой щит с каким-то рисунком и с надписью: «Впереди – логово фашистского зверя!»
Альфред сел на старое сырое бревно, закурил не спеша. Мог же он, черт возьми, позволить себе удовольствие отдохнуть тут. Рядом с ним, спросив разрешения, пристроился пожилой солдат-пехотинец, сутулый и рябоватый. На ногах облепленные грязью ботинки, туго накрученные обмотки, а через плечо перекинуты валенки, тоже какие-то рябоватые, серые с черным. Солдат, видно, был предусмотрительный: на улице октябрь, впереди зима.
Сидели рядом, майор и рядовой, молча курили махру. Потом солдат вздохнул и сказал:
– Помирать теперь страшно. В чужой земле косточки погниют…
Встал, поправил вещевой мешок и автомат, низко, в пояс, поклонился.
– С Богом, товарищ майор. Разрешите иттить?
Альфред пожелал ему обязательно дожить до победы и проводил сутулого пехотинца долгим взглядом. На душе было светло и немного грустно. Он наклонился за плащ-палаткой и только тут увидел, что сидел на старом пограничном столбе, с которого слезла почти вся краска. Может, у этого столба начался самый первый бой на рассвете 22 июня?.. Альфред подумал, что обязательно напишет стихотворение о пожилом пехотинце, о прощании с родной землей.
И вот теперь он изучает с наблюдательного пункта оборону противника. Фашисты закрепились на гребне высот. У них там заранее подготовленная система траншей, блиндажей и дотов, минные поля и проволочные заграждения. И людей у них достаточно, к воинским частям присоединились жители окрестных немецких городов, способные держать оружие.
Командующий армией приказал взломать вражескую оборону, открыть путь к важному опорному пункту, городу Гумбиннен. Атака назначена на утро. Но какими силами наступать? Альфред знал, что пехота, не получавшая пополнения с весны, совсем измоталась. Сегодня он еще раз убедился в этом и был поражен, до чего живуч и гибок военный организм.
В минувших боях после больших потерь две-три обескровленные роты сливались в одну. Потом начали сливать батальоны. Месяц назад в полках вместо трех оставалось по одному стрелковому батальону. А теперь в дивизии, куда приехал Альфред и которая завтра должна начать наступление, насчитывалось всего 1400 человек. Сохранились штабы, артиллерийские и минометные батареи, санбат, обозы, тылы – то есть те подразделения, которые не принимали непосредственного участия в атаках, в штурмах. А пехота была сведена в один стрелковый батальон. 350 активных бойцов на всю дивизию! Из них больше половины тыловиков и нестроевиков, которых удалось наскрести при последней чистке вторых эшелонов.
Конечно, придет пополнение, вновь развернутся батальоны и роты, вновь дивизия станет большим полнокровным организмом. Но сейчас практически наступать некому. А взять высоты необходимо. Завтра утром приказ командующего поднимет в атаку триста пятьдесят пехотинцев. Ну, может, присоединят к ним еще человек восемьдесят разведчиков, связистов, обозников. А у немцев на этом участке полторы тысячи солдат, пулеметы, орудия. Даже если силы будут равны, даже если атакующие будут иметь значительное превосходство, все равно высоты взять трудно. Пологий склон далеко просматривается и простреливается. Наши окопались в километре – полутора от гребня. Перед броском в атаку нужно сблизиться с противником. А как это сделать на открытом месте?
Но высоты приказано взять, приказано открыть дорогу на Гумбиннен. Главную роль в этом должна сыграть артиллерия. И вот майор Ермаков неуклюже топчется в тесном командном пункте рядом с измученным полковником, у которого один глаз закрыт черной повязкой, а другой красен от недосыпания. Потолок у КП низкий, Альфред задевает его головой. Сверху за шиворот текут холодные неприятные струйки песка.
Что же все-таки делать? Предположим, что по немецким позициям ударит вся артиллерия, которую успеют подтянуть. Снарядов хватит на полчаса напряженной работы. Этого не так уж много.
Артиллеристы, конечно, постараются. Необходимо, чтобы прибыл дивизион новых 152 милиметровых гаубиц. Ему будет поручена контрбатарейная борьба, разрушение выявленных дотов и кирпичных построек.
