на хлеб масло и начал неторопливо жевать. Солдаты поглядывали на него с завистью.
Игоря злил этот немчик с холеным лицом, намазывавший масло грязным пальцем, раздражала его самоуверенность. Даже здесь, в плену, ефрейтор чувствовал себя господином. Хотелось понять, откуда в нем эта наглость. Начальник конвоя предупредил, что немец знает русский язык. Но гордость не позволяла Игорю первым обратиться с вопросом.
Между тем солдаты доели хлеб. Один из них вытащил пачку сигарет и попросил у ефрейтора разрешения курить. Ефрейтор кивнул: пожалуйста.
Игоря взорвала эта сцена.
– Часовой, куда вы смотрите! – крикнул он. – Тут раненые задыхаются! Кто тут командует: вы или этот ефрейтор?
– Спрячь, – сказал разомлевший в духоте красноармеец и для вящей убедительности стукнул об пол прикладом.
Немец усмехнулся презрительно и посмотрел на Игоря. Взгляд его задержался на красной звездочке, пришитой к рукаву гимнастерки.
– О, ви комиссар, – понимающе закивал ефрейтор.
На лицах солдат появился испуг. Они зашептались между собой. Ефрейтор повернулся к ним и быстро произнес что-то.
– Не трепи языком, – предупредил часовой.
– Я сказал им: не надо бояться, – пояснил немец. – Я сказал: комиссар не будет стрелять.
– Возьму и расстреляю! – запальчиво бросил Игорь.
– Нет. Вам будет делать казнь.
– Много ты знаешь.
– Ви брал в плен наш зольдат. Ми освобождал наш зольдат: русским нет приказа стрелять в пленных. Кто стрелял, тому казнь. Я дал хороший сообщений вашему командиру. Я нужен вашему командиру.
– Что же ты, такой храбрый вояка, секреты выдаешь? Своим вредишь?
– О, ми не делаем вред. Через один неделя наш полк будет в Москва. Вам секрет, нам не секрет. Через один неделя ми будем в своем полку.
– Точно, когда весь полк в плен попадет.
– Плен есть один маленький случай. У нас не осталось патронов. Я приехал на машине из Варшавы. Я ехал долго. Теперь я берег жизнь.
– Откуда ты русский язык знаешь?
– Учил дома. Потом учил университет, – последнее слово ефрейтор произнес медленно и значительно.
– Ну и чего ты пыжишься! Я вот тоже в университете занимался, какая важность!
– О, ви есть коллега! – оживился ефрейтор, сразу утратив высокомерие.
– Серый волк тебе коллега, а не я.
– Где есть волк? – не уразумел немец.
Дверь распахнулась, струей ворвался в избу холодный воздух. Вошел румяный веселый Гиви.
– Понимаешь, нашел горючее, политрук! Понимаешь, тут медсанбат рядом! Бензин дали! К раненым доктор придет! Ты как? Поедем или отдыхать будешь?
– Поедем, – поднялся Игорь.
– Ви живете в Москва? – спросил ефрейтор. – Я приеду к вам со своим полком. Через один неделя. До свидания.
– До свидания, – ответил повеселевший Игорь. – Только не в Москве, а в Берлине.
– О, Москва тут. Я могу ходить к вам в гости. Будем пить водку за мои слова.
– В Берлине, – повторил Игорь.
– В Москва, – упрямился немец.
Игорь вырвал из блокнота страничку, крупно написал свой адрес.
Протянул блокнот ефрейтору:
– Пиши, где живешь!
Немец воспринимал все, как милую шутку.
– О, Берлин! – говорил он. – Там мой матка, один брат и две сестры. Очень хорошие девушки. Если ви будете живой, ви можете приехать. После войны. Это будет весело. А я буду приходить к вам в Москва.
Улыбаясь, он написал адрес. Игорь сунул блокнот в карман. Гиви, удивленно прислушивавшийся к их разговору, сообразил, наконец, в чем дело и разозлился.
– В гости хочешь? Вино пить хочешь? А барашка не хочешь? – Гиви добавил еще такое, что Игорь только хмыкнул и крутнул головой: ну и ну!
Волнуясь, Гиви говорил быстро и с сильным акцентом. Немец не понял его гортанной речи, спросил Игоря:
