подозревало. Не было летающих машин – а вот они гудят над нашими головами! Никто не знал даже того, что существует «а́том» в дни, когда создавался русский язык, а теперь внутри атома мы рассмотрели ряд малых частей – и электроны, и протон, и нейтрон, и даже нейтрино, что по-итальянски значит «нейтрончик».
На всем протяжении России пятьдесят лет назад не было ни единой сельскохозяйственной артели, а нынче нет в нашей стране человека, который не знал бы, что такое «колхоз». Появились новые названия, новые слова. Откуда же взял их наш язык? Что, их выдумали совсем заново? Составили из разрозненных, просто существовавших в языке звуков или поступили как-нибудь иначе?
Разбираясь в этом вопросе, языковеды натолкнулись на множество интереснейших казусов. Приведу вам некоторые из них.
САМОЛЕТ ПРИ ПЕТРЕ I
Вы снимаете с полки 78-й том Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона и открываете его на статье «Шлиссельбург».
В статье, напечатанной, к слову говоря, в 1903 году, то есть еще до того, как вышла из пеленок авиация, рассказывается, как войска Петра I овладели крепостью Нотебург у истока Невы:
«…особый отряд… переправлен на правый берег и, овладев находившимися там укреплениями, прервал сообщения крепости с Ниеншанцем, Выборгом и Кексгольмом; флотилия блокировала ее со стороны Ладожского озера; на
Слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы во времена Петра I в армиях применялись самолеты, на которых можно было бы пересекать широкие реки?
Рев мотора под Санкт-Питер-Бурхом! Самолет в шведских войнах великого Петра! Да это прямо удивительное открытие! Посмеиваясь, вы говорите: «Тут что-то не так! Очевидно, речь идет не о наших воздушных машинах». А о чем же?
Приходится провести целое военно-историческое исследование, прежде чем мы добьемся истины. Да, двести лет назад самолетом называлось нечто, очень мало похожее на наши нынешние самолеты. Впрочем, если вы спросите у современного сапера, он сообщит вам, что слово это живо и доныне: и сейчас понтонеры на фронте, при переправах, применяют порою особые самоходные паромы, движущиеся силой речной струи. Эти своеобразные приспособления издавна называются самолетами.
На таком именно самолете поддерживал и Петр I связь между частями, находящимися по обе стороны могучей реки. Значит, слово «самолет» в нашем языке существовало за много времени до того, как первые пропеллеры загудели в небе. Только оно имело тогда совершенно иное значение.
В разное время оно знало таких значений даже не одно, а несколько.
Возьмем ту же энциклопедию, но только на слово «Самолет». Оно находится в 56-м томе; том этот вышел в свет в 1900 году. «Самолет, – говорится там, – ручной ткацкий станок, с приспособлением для более удобной перекидки челнока».
А кроме того, как мы хорошо помним с детства, в самых старых сказках именовалось искони самолетом все то, что может само летать по воздуху, – например волшебный ковер[82].
Теперь нам ясно, что получилось в этом случае. Когда языку понадобилось дать имя новоизобретенной воздушной машине, каких до сих пор он не знал, люди как бы внезапно вспомнили, что подходящее для этого слово давно уже существует в сокровищнице русской речи.
Правда, оно не было «безработным», это слово: оно имело свои значения. Но одно из них (особый паром) было известно очень мало кому. Другое (ткацкий станок) употреблялось тоже только техниками да рабочими-текстильщиками. Третье значение – сказочное – никак не могло помешать: таких «самолетов» в настоящем мире не было; спутать их никто не мог ни с чем. И язык спокойно передал это название новому предмету: он создал новое слово, перелицевав, переосмыслив старое. Он придал ему совершенно иной, небывалый смысл.
Вы, может быть, теперь представляете себе дело так: народ наш по поводу названия новой машины устраивал специальные совещания, рассуждал и обсуждал, как поступать лучше, потом «проголосовал» этот вопрос и решил его «большинством голосов…»
А другим, возможно, все рисуется иначе: просто нашелся умный и знающий человек, который помнил старое слово; он придумал употреблять его в новом значении и «пустил в ход». И то и другое неверно.
Разумеется, новое употребление слова «самолет» сначала пришло в голову одному или двум-трем людям; не всем же сразу! Но совершенно так же другим людям казалось в те дни более удобным и подходящим назвать новую машину заимствованным из древних языков словом «аэроплан». В первое время, когда только возникла авиация, почти все говорили именно «аэроплан», а вовсе не «самолет». А потом, совершенно независимо от того, чего хотели отдельные люди, язык как бы сам по себе выбрал то, что ему казалось более удобным и пригодным. Слово «аэроплан» постепенно исчезло; слово «самолет» завоевало полное владычество. И сделано это было не моим, не вашим, не чьим- нибудь одиночным вкусом или выбором, а и мной, и вами, и миллионами других – могучим чутьем к языку, свойственным всему народу – хозяину и хранителю этого языка[83] .
СЛОВО-ОШИБКА
Все знают слово «зенит».
Еще не так давно, правда, им пользовались только немногие ученые люди: мало кого в народе особенно занимала та, практически ничем от других не отличающаяся точка небесного свода, которая приходится как раз у каждого над головой.
Поэтому, пожалуй, у слова «зенит» почти и не было «слов-детей», производных слов; лишь астрономы да землемеры употребляли такие выражения, как «зенитный круг» или «перевести через зенит»; кроме них, никто ими не пользовался.
Теперь же, за последние двадцать – тридцать лет, слово это удивительно пошло в ход. Если уж футбольные команды носят такое название, если таким словом называют папиросы или конфеты, – значит, оно стало известным.
Породило оно и целую семью детей, производных слов: «зенитка», «зенитчик», «зенитный», тоже отлично известных в народе. Изменилось его точное значение: теперь, говоря «зенит», мы чаще всего подразумеваем вовсе не единственную математическую точку небосвода, расположенную у нас как раз над головой, а всё небо вообще, воздух, верх.
Мы говорим: «Орудия, приспособленные для стрельбы по зениту», то есть поверху, по самолетам. «Сначала стреляли по танкам, потом перешли на зенит».
Все это случилось по очень понятной и важной причине: небо вместе со своим «зенитом» приобрело совсем новое значение в жизни людей с тех пор, как в нем появились военные самолеты. Но ведь вражеские самолеты не все и не всегда появляются точно в «зените»!
Меня, однако, сейчас интересует не весь этот период в жизни слова «зенит», а самый момент его рождения. Что значит это слово? Откуда взялось оно у нас?
Слово «зенит» существует не только в русском, но и во многих европейских языках. «Зенит» остается зенитом и по-французски, и по-немецки, и по-английски. Но, так же как в русском языке, сколько бы вы ни искали, вы найдете некоторое количество произведенных от него слов-детей, но не обнаружите нигде слова-предка, того, от которого родилось бы само слово «зенит».
Это и неудивительно: таких «безродных», на первый взгляд, слов можно указать немало в любом языке; чаще всего обнаруживается при этом, что повсюду они «взяты напрокат» из какого-либо третьего языка. В тех случаях, когда одно и то же безродное слово попадается в ряде языков Европы, обычно приходится предположить, что оно взято либо из греческого, либо из латинского языка, или же из языка арабов. Особенно это справедливо, если речь заходит о научных терминах, о словах астрономических, математических, географических и т. д.
Однако если говорить о слове «зенит», то тут-то и начинается странность.
Ни в одном из этих языков такого слова не обнаруживается. Нет даже похожих на него слов того же корня. Выходит, что слово это родилось во всех современных языках само по себе, а «родителей» нигде не
