«Простодушному отцу Петру Никитскому, — повествует один, давно забытый журналист XIX века, сам бывший попович, — не нравилась его фамилия, и с учителем Коломенского духовного училища попом Захаром он занялся, за рюмочкой, изобретением фамилии для своего поступавшего в училище старшего сына.
Обратились к латинской грамматике Лебедева, стали перелистывать… «Целер» — скорый, «юкундус» — приятный… Не то! «Хонор, хонестус…» (Honor — честь, honestus — почтенный
— А постой-ка, что он у тебя — веселый мальчик?
— Да ничего…
— Хочешь, «гилярис» — веселый? Гиляров… Как тебе кажется?
Петр Матвеевич одобрил, и сын его, ушедший из дома Никитским и просто поповичем, возвратился Александром Гиляровым, учеником низшего, «грамматического» класса…»
Надо думать, что картинка эта верна натуре, так как фамилия того, кто ее зарисовал, Н. П. Гиляров- Платонов.
Однако дело не всегда решалось так просто и спокойно: бывало и куда затейливее.
«Привозит какой-нибудь отец своего мальца в училище,—рассказывал в конце XIX века некто, подписавшийся „Сельский священник“, на страницах журнала „Русская старина“, — и ставит на квартиру непременно в артель. В артели квартирка непременно под главенством какого-нибудь великана-синтаксиста. Иногда таких господ набиралось и по-нескольку…
Отец обращается к одному и спрашивает: «Какую бы, милостивый государь, дать фамилию моему парнишке»? Тот в это время долбит греческие вокабулы: (Вокабулы — заучиваемые наизусть слова, «Tipto» — «бью, поражаю»
Другой такой же атлет сидит верхом на коньке сеновала и учит латынь: «Дилигентер»—прилежно, «мале»—худо,—и орет: «Нет, нет, дай своему сыну прозвище Дилигентеров!»
Третий занят географией, советует: «Амстердамов». Делается совет, то есть крик, ругань и иногда с зуботрещиной. И чья возьмет, такого фамилия и останется. Дикий малец не может и выговорить-то, как его окрестили эти «урванцы». Ему пишут на бумажке, и он ходит и зубрит, иногда чуть не с месяц…»
Может быть, всё это фантазия, выдумки? По-видимому, нет. Именно из таких нелепых «советов нечестивых», с криками и зуботрещинами, только и могли появиться на свет хорошо нам известные и довольно распространенные «латино-греческие» поповские фамилии:
Грацианские, Хризолитские, Касторские, Робустовские, Урбанские, Дилакторские, Вельекотные и т. д. Лишь озорные «урванцы» могли предлагать такие клички растерявшимся отцам «диких мальцов»: ведь в переводе они означают «Золотокаменский», «Непорочненский», «Силачёвский» и пр. Но «урванцам» помогало и начальство: «протяженно-сложенные» прозвища утверждались, шли в документы и в жизнь, и мало-помалу становились чем-то совершенно привычным. Недаром и у наших писателей священники сплошь и рядом то «Змиежаловы», то «Ризоположенские» (от выражения «напиться до положения риз»), то «Посолоньходященские», — одна вымышленная фамилия сложнее и курьезнее другой.
А затем окончание «-ский» перестало быть обязательным, узаконились другие, разнообразные. Помимо древних языков, пришла мода и на современные, живые. На захолустных поповках во всех концах Руси стали появляться «отцы» Бланшевы, не подозревавшие, что «бланш» по-французски—«белая», или, наоборот, сменившие на такое заморское созвучие отечественного «Беляева» или «Белякова»; отцы Глуарские, от французского же «глуар» (слава), и даже «Дрольские», хотя во Франции «дроль» значит либо «забавник», либо же просто «шалопай».
А так как даже самые истовые духовные семьи в XIX веке не могли избежать ухода детей в различные мирские профессии, так как всё больше и больше поповичей становилось чиновниками, врачами, стряпчими — кем угодно, только не попами, — то и духовные фамилии пошли в широкий мир. Именно поэтому многие из них давно уже стали у нас отнюдь не священическими, а чисто интеллигентскими фамилиями; их можно встретить среди людей литературы, искусства, науки, техники. Загляните в любую энциклопедию:
Вознесенский И. Н. — крупный советский ученый;
Вознесенский Н. Н. — советский химик-технолог, специалист по тканям
Воскресенский А. А. — «дедушка русской химии», учитель Бекетова, Меншуткина и многих других крупнейших русских химиков
Воскресенский М. И. — писатель середины прошлого века;
Никольский А. С. — советский архитектор;
Никольский Б. П. — советский физико-химик;
Никольский Г. В. — советский ихтиолог;
Никольский Д. П. — русский известный врач;
Никольский М. В. — крупный русский востоковед…
Трое Преображенских, шесть Успенских, четверо Введенских упомянуты в БСЭ. А кроме них, есть ведь еще и Сперанские (от латинского «сперарэ» — надеяться), и Гумилевские («хумилис» значит по-латыни смиренный), и Туберовские («тубер» — клубень»), и Кастальские, и Коринфские, и Промптовы («промптус»— быстрый), и Формозовы («формозус»—прекрасный), и бесчисленное множество других.
Все эти фамильные имена созданы некогда именно в той самой бурсацко-семинарской среде, о которой только что было рассказано, но давно уже превратились в широко распространенные типы фамилий вполне светских. Именно поэтому я и отвел им столько места в этой книге.
Я не могу тут перебирать одну за другой всевозможные необычности и странности этого священнического именословия: их было слишком много, и мы о них знаем больше, чем о происхождении фамилий в других слоях общества: эти-то создавались сравнительно недавно, и в образованном, «письменном» кругу. Вряд ли где-либо, кроме русского духовенства, отмечалось такое положение, когда в одной семье шестеро родных братьев носят шесть различных фамилий:
Петр Васильевич Миловидов
Александр Васильевич Петропавловский
Иван Васильевич Преображенский
Тихон Васильевич Смирнов
Григорий Васильевич Скородумов
Виктор Васильевич Седунов
и все Васильевичи
А вот среди духовенства такое бывало. Да как вы теперь видите, и удивляться этому не приходится: просто отец Василий много раз приводил своих ребят в бурсацкие артели, и не один, а несколько дюжих «синтаксистов» помогало ему при изобретении для них фамилий.
Известен, например, случай, когда в одной такой семье было три брата: отец Тумский (В былые времена обращались к священникам почтительно, добавляя к их имени или фамилии слово «отец».) (он же Миронов), отец Веселоногов (его с таким же успехом могли бы окрестить и на латинский лад — Гиляропедовым) и отец Крылов. Но дети Тумского оказались почему-то уже Ростиславовыми, а сыновья Веселоногова — Добровольскими. Что же до некоего инспектора Солигаличского духовного училища Скворцова, то над ним самозванные «крестители» сыграли веселую шутку: один из его наследников стал Орловым, другой — Соколовым. Получилась довольно пестрая птичья семейка.
Одному энергичному батюшке очень повезло. Стремясь избавиться от довольно огорчительной своей фамилии (жил он в Астрахани в начале прошлого века и назывался протоиереем Чумичкой), он обратился с ходатайством о переименовании к царю. Александром I настойчивому протоиерею было разрешено в честь самого монарха впредь именоваться Александровым.
Но бывало и иначе; некий митрополит Платон, учредив в семинарии стипендии для нуждающихся, потребовал, чтобы всякий, учащийся на его деньги, в дальнейшем именовался Платоновым. И, по его капризу, множество людей получили двойные фамилии: Платоновы-Музалевские, Крыловы-Платоновы, Платоновы-Иванцовы, Гиляровы-Платоновы.
На этом можно было бы и закончить главу; следует только для полноты картины указать, что если княжеские фамилии часто восходили к именам различных городов и поселений (Шуйский, Стародубский, Вяземский), то и духовные не отставали от них, только при помощи других суффиксов. Среди
