Я указывал на переносное значение слова «солнце», когда мы называем солнцем блестящую личность. Я мог бы вместо «переносное значение» сказать «языковая метафора». Это тоже древнегреческое слово, и в переводе оно значит «перенесение». Метафоры бывают языковые, то есть давно уже неведомо кем впервые употребленные и оставшиеся навсегда в нашем словаре. До сих пор я и приводил вам как раз такие метафоры, не имеющие авторов, как бы порожденные самим языком.
Но есть метафоры и другого рода, те, которые неустанно творят поэты и прозаики: их назначение — украшать, делать более выразительным индивидуальный, личный язык.
«Море смеялось» — сказано в одном из ранних рассказов М. Горького. «И железная лопата в
Метафоры — и языковые, и литературные — строятся, когда между двумя предметами или явлениями сознание отмечает какое-либо сходство, пусть даже отдаленное:
Тучки небесные, вечные странники!
Земная ось. (Языковая метафора)
Спутник «Молния». (Языковая метафора)
Бывают тропы, построенные несколько иначе: прямого сходства между предметами, пожалуй, и нет, но ощущается некоторое (иногда довольно сложное) взаимоотношение. Острый глаз человека подмечает его.
Вот так возникло значение «семечко с прицепками» у слова «собака». Конечно, по виду семя череды не походит ни на таксу, ни на дога, но оно «вцепляется в одежду, как злой пес».
Так же возникли выражения вроде: «я три тарелки съел» («Демьянова уха») или «шипенье пенистых бокалов» (Пушкин). Фока съел не «тарелки», а налитую в них уху. Шипели у Пушкина не «бокалы», а то игристое вино, которое искрилось в них….
Этот вид тропа носит имя «метонимия» (по-древнегречески — переименование).
Украшая свою речь, и ораторы, и просто красно говорящие люди пользуются также так называемой гиперболой — преувеличением.
«Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! ему нет равной реки в мире!»
Так преувеличивают мастера художественного слова. Но и каждый из нас в обиходной речи употребляет гиперболы.
«Вырос дядя с телевизионную вышку, а ума как у пеленашки!»
«Все человечество знает, что антибиотики вредны!»
«Хороша! Другой такой и в мире нет!»
Тоже — гиперболы. Но человек остроречивый может отлично пользоваться и обратным тропом — преуменьшением.
«В двух словах — культура речи заключается в следующем…»
И затем вы читаете и сто и двести страниц.
«Я к вам — буквально на минутку…»
«Наш новый зав — микроб какой-то… Ну — лилипут!»
Если бы я имел в виду составить новую «Теорию словесности», я бы должен был привести еще немало всевозможных тропов и прочих языковых фигур с причудливыми классическими названиями и без них. Ограничусь упоминанием синекдохи — такого разряда метонимии, в котором язык играет количественными соотношениями между лицами, предметами или явлениями или же тешится, подменяя родовые понятия видовыми, и наоборот.
Если я скажу: «Человек заселил всю землю», я применяю синекдоху, так как сказав — «человек», я думал — «люди».
Если я спрашиваю у своих внуков: «Не знаете, где наше млекопитающее?», а они в тон мне отвечают: «Позвоночное-то? Да вон, лежит, мурлычет!» — мы ведем языковую «игру», как раз подставляя на место видового понятия «кошка» родовые: «млекопитающее» и «позвоночное». Нас это забавляет, так как показывает, что мы «сильны» в речевом отношении, знаем много разных слов.
Еще одну и очень обыкновенную разновидность краски на палитре языка представляют собою сравнения, но я не буду останавливаться на них именно в силу их широкой распространенности:
