— Акулина Матвеевна! — говорил дворник, обращаясь к кухарке. — Как меня-то? Изволите слышать?
— Дуры! — решала Акулина.
— Нет-с! — заступался дворник. — Они — барышни, а мы мужики необразованные! Им обидно! Ну-с, до приятного свидания! бог с вами!
Уходя, дворник кивнул Акулине. С следующего дня, быть может благодаря советам Акулины, дворник принял другую методу: он попрежнему расфранчивался, маслил волоса, но «мужицких» своих разговоров не разговаривал. Аккуратно, в известный час, он появлялся посередине двора и раскланивался.
— Иди сюда, Иван! — звала Акулина из коридора. — Иди к девушкам…
— Зачем ты его зовешь? — с негодованием восклицала Дуняша. — Мужицкая образина!..
— И правду! — подтверждала Татьяна. — Этот еще хуже Андрюшки, Полено деревенское!
— Погляжу я на вас, — говорила Акулина, — и совсем-то вы ду-ры! ей-богу! «Хуже Андрюшки»? Ну как же ты смеешь это говорить? Андрюшка прощелыга, сделал грех и ушел — не сказался, а этот человек — строгий… всегда он дома, и уйти ему некуда!..
Входил дворник и робко помещался на кадушке против Дуняши, помахивая картузом.
— Что вылупился! — вскрикивала ему прямо в глаза Татьяна.
Дворник молча двигался на своем сиденье и не отвечал.
— У-у! рожа.
— Дура! как есть дура! Ты, Ваня, не смотри на нее, скоро и она хвост подожмет! — говорила Акулина.
— Как вам угодно! — жалобно произносил дворник и попрежнему сидел молча и недвижимо.
Так тянулось долго. Девушки шопотом разговаривали между собою. Иван, которого они ругали, сделался-таки единственным предметом для разговора.
— Иван! что ж, угощай девушек-то чем-нибудь! — командовала Акулина.
Мгновенно из карманов Ивана являлись папиросы, пряники, орехи.
Девушки долго отнекивались, но потом все-таки принимали услуги. В то же время Иван вздыхал, поднимался, жалобно говорил «счастливо оставаться» и уходил.
По уходе его продолжали лакомиться и подсмеивались над Иваном.
— Как это тебе, Татьяна, не стыдно? — говорила Акулина. — Он всей душой к вам, а вы над ним потешаться вздумали… И ты тоже, Авдотья!
— А мне что? — возражала Дуняша.
— Дура! — заключила Акулина. — Тьфу! По мне как хотите… Вот навернется другой Андрюшка, вспомнишь!
Дуняша не возражала: она боялась лишиться расположения Акулины; боялась этого потому, что без советов и указаний Акулины решительно не знала, что с собой делать.
Такие появления дворника происходили аккуратно каждый день вечером и тянулись месяца полтора. Впоследствии, уходя домой, он свидетельствовал почтение почему-то уже только одной Дуняше.
— Счастливо оставаться, Дунечка! — говорил он уходя.
— Что он ко мне прилипает? — досадовала Дуняша.
— Дура! — отвечала на это Акулина.
В самом деле, дворник ни для кого не был привлекательною личностью; кроме того, что он был нехорош собой, во вред его сердечным делам главным образом служило то, что он был «дворник». С чиновником, с
К несчастью, на нашем скучном дворе не попадалось приятных мужчин. К однообразию этого двора и вековечной каменной стене присоединилась фигура дворника, и вот уже полтора месяца не сходит с глаз у исскучавшихся девушек. При полном презрении, которого, по понятиям девушек, он был достоин, дворник незаметно занял собою все внимание их и в особенности внимание Дуняши. Они над ним подсмеивались, выдумывали, какую бы устроить против него каверзу (впрочем, всегда невинную), но все-таки думы эти и придумыванья были для него и о нем.
Иногда, желая отделаться от него окончательно, все они уходили из коридора наверх и принимались петь песни. Вдруг Дуняша произносила:
— А Иван-то теперь ждет!
— Да чорт с ним! — отрезывала Татьяна.
И опять пели, и опять неожиданно кто-нибудь спрашивал:
— Ждет Иван-то?
— Ждет!
— Посмотри-ко в окно!..
— Ну-ко, я посмотрю…
Все разом высовывались в окно и разом восклицали:
— Ждет!..
Дело оканчивалось тем, что все шли на коридор;
Акулина звала Ивана, и происходило обычное молчаливое угощение.
Были минуты полнейшего негодования Дуняши на назойливость Ивана. Иван видел это, но ни на йоту не изменял своего поведения: в известные минуты он появлялся на своем месте и безмолвно смотрел на Дуняшу, по временам вздыхая.
Акулина не возражала на ругательства Дуняши; она пережидала.
Наконец место отчаянного негодования заступило полнейшее равнодушие, прежняя скука. Иван оправился, повеселел и к обычной своей фразе: «счастливо оставаться, Дунечка», начал прибавлять:
— А я, Дунечка, все об вас думал!..
— А мне какое дело?..
— Право-с!..
Встретив Дуняшу где-нибудь на дворе, он почтительно снимал фуражку и как-то загадочно говорил:
— Дуняша!
— Отстань!
Дворник вздыхал.
Дела шли с неизменным постоянством. Дуняша скучала. Скука давно изгладила в ее сердце сильное заклятие, которое она наложила на себя. Дворник попрежнему продолжал безмолвные визиты; Акулина глубокомысленно давала советы и особенное внимание обращала исключительно на Дуняшу. Между своими советами и рассказами она поминутно вставляла несколько ругательных фраз насчет Андрюшки и прибавляла тотчас же словечко в пользу дворника:
— Вот Ваня, — ну, этот не такой!
Услышав это, дворник, поднимаясь с бочки, на которой обыкновенно сидел, трогал туго затянутую шею, ловко встряхивал волосами и, крякнув, садился опять.
Одно и то же повторялось каждый день. Дворник сделался неизбежным для внимания девушек предметом, как и двор, как и стена.
Дуняша, некоторым образом вкусившая плодов любви, томилась.
Акулина подметила эту минуту. Сидя по вечерам на окне, я слышал, как она, оставаясь наедине с Дуняшей, заговаривала:
— Этот — не Андрюшка! По мне как хочешь; мне что! А я тебе всей душой говорю. Это человек строгий… Он любит порядок… Чего доброго и замуж возьмет!
Таким образом дворник, благодаря разговорам Акулины, приобрел вдруг неоцененное достоинство. На него начали смотреть благосклонней. Даже Татьяна не огрызалась.
— Ну ты, жених! — покрикивала она на него при случае, и этим только ограничивалась.
Дворник все молчал; все чего-то ждал, нужно сказать правду, с убийственной стойкостью. Насчет свадьбы он не сказал еще ни одного слова. Дуняша попытала у него об этом через Акулину. Эта дама передала самый удовлетворительный ответ. Дуняша видимо обрадовалась, этому известию. Прибирала ли она у меня в комнате или гуляла на коридоре, только и разговору было, что про Ивана: какой он будет муж?
