– Отчего же не смеешь? Имеешь полное право. Но с уздечкой, понял? И поводья передавать из полы в полу, как положено! Я сам на конный торг завтра выйду и посмотрю.
– Я его цыгану Маре намеревался продать. – Мутило набычился, как нашкодивший недолеток. – Его обмануть – святое дело! Скольких он обездолил – пусть-ка сам пострадает!
– За Марой здесь тоже приглядывают, не сомневайся, – сказал Полелюй. – Конечно, можешь его обмануть. Только не у меня на ярмарке. Выведи за ограду и обманывай…
Жихарь поднялся, сделал несколько шагов и встал, обняв столб у выхода, словно посторонний человек. В почерневшем небе проявлялись несметные звездные силы.
– А тебе, князь, и вовсе срамно участвовать в таком деле, – сказал Полелюй. – Только не вздумай мне чужим именем назваться! Что люди скажут? С кем ты связался?
– Перед тобой, отец, не стану прикидываться, – Жихарь повернулся к обличителю. – Не от хорошей жизни это… Прошлый год в моем княжестве одни мухоморы только и уродились – хоть косой их коси!
– Вот и накосили бы, насушили да нынче варягам и продали с великим прибытком! – сказал Полелюй.
– Был бы в твоих годах, так и сам бы догадался, – ответил Жихарь. – В общем, даю тебе княжеское и богатырское слово, что коня продадим как положено, с уздечкой и с поводьями из полы в полу. Деньги нужны неотступно.
– Слово дано – свидетелей мне не нужно, – сказал хозяин ярмарки и, пожелав доброй ночи, исчез во тьме вместе с фонарем.
– Ты с ума сошел, – сказал Мутило. – У этого Полелюя везде глаза и уши. Что – вот так, за здорово живешь, отдадим Маре нашего Налима?
– За здорово живешь не отдадим, – послышался голос Колобка. – Меня тут, в уголку, кое-какие мысли посетили.
– Ты где был? – ахнул Жихарь.
– Да так, прокатился вокруг, – сказал Колобок. – Устареллу эту я в оригинале слышал и даже видел… Очень жизненная вещь… Мы, господа товарищество, действительно сделаем все по-честному, только не будет цыгану Маре от этой покупки радости… А вот вам спокойной ночи не пожелаю, потому что…
И он не спеша, загибая пухлые пальчики на маленькой лапке, стал объяснять товарищам, что именно они должны сделать до рассвета.
– Как же их всех в темноте поймать? Это невозможно! – не согласился Жихарь. – Лучше уж как положено – из полы в полу…
– Воистину – дай вору золотую гору, он и ту промотает, – вздохнул Колобок. – Вы только наловите, а я уж договорюсь с ними по-своему. Это честную работу можно выполнять спустя рукава, а мошенничать следует на совесть…
– Аукцион! – догадался Мутило.
– Верно, – сказал Колобок. – Даже два аукциона: один вверх, другой вниз…
…Для того чтобы изменить внешность, богатырю не требовалось множественных усилий. Достаточно было просто прикинуться дурачком, а делать это он умел и любил: расчесал рыжие кудри на прямой пробор, насовал в бороду веточек и щепочек, разул правую ногу, оставив левую в сапоге, вытаращил глаза и разинул рот. Теперь никто не подумает, что князь.
Жихарю как-то довелось услышать рассказ об одном заморском королевиче из Подгнившего Королевства. Тот, чтобы вывести на чистую воду своего дядюшку, через убийство родного брата взошедшего на престол, вот так же прикинулся дурачком, и все у него получилось, как надо, за исключением одного: всех убил, но и сам в живых не остался, напоровшись на отравленный клинок. А на престол вскарабкался какой-то через тридцать три колена племянник…
Конское торжище огорожено было плетнем и делилось на две части: в одной стояли продавцы со своими скакунами, в другой толпились покупатели.
Кони были самые разные – от толстоногих битюгов до точеных скакунов, от старых одров до жеребят, от вороных до белоснежных, от мохнатых степных лошадок до гордых пустынных аргамаков.
Торговля тоже шла на разных языках, а то и вовсе на пальцах.
Покупатели швыряли шапки оземь, продавцы клялись своими богами, покупатели в гневе делали вид, что уходят, продавцы хватали их за руки.
Цыгана Мару было видно издали по красной рубахе. Он самолично не подходил к коням – к нему их подводили бойкие цыганята, повинуясь указующему персту, венчавшему длиннющую руку. Великий знаток лошадей даже не снисходил до ощупывания бабок и в зубы не заглядывал. Он то и дело морщился, сбивая цену, хотя рядом с ним стоял под присмотром тех же цыганят туго набитый мешок.
Жихарь входил в ограду, поотстав от Мутилы, высокомерно шествующего с Налимом в поводу. В левую полу кафтана Мутилы была ночью предусмотрительно зашита губка, впитывающая влагу. Жихарь на одном плече нес суму с Колобком, вытаращенным глазом следил, наблюдает ли за ними Полелюй.
Хозяин ярмарки действительно поджидал их, усевшись на широком дубовом чурбаке. Рядом с Полелюем стоял стражник, державший веревку, на которую привязан был большой черный козел.
Полелюй встретился взглядом с водяником и напоминающе мотнул головой в сторону козла. Мутило съежился и подобострастно закивал, разводя руками в знак безусловной честности своих намерений.
Когда Налим ступил на торг, всякие разговоры на словах и на пальцах прекратились. Продающие и покупающие, вослед за Жихарем, поразинули рты, но не надолго, потому что народ подобрался тертый, не полоротый.
Мутиле даже не пришлось, подобно остальным продавцам, громким голосом выкрикивать, нахваливая достоинства своего товара: поскоки горностаевы, повороты заячьи да полеты соколиные. Все и так были не без глаз. Даже гордый цыган превозмог себя: самолично подошел к Налиму, похлопал его по бокам, поползал в ногах, завернул губу, прощелкал ногтем зубы и аж поцеловал от восторга.
