человеческих отношений».
Третья «компилятивная» глава —
Для Сочинений Успенский еще раз заново, коренным образом переработал статью и сделал это, в основном, под влиянием критики, развернувшейся как вокруг его статьи, так и по поводу книги И. Тимощенкова. Дело в том, что Успенский в книге Tимoшeнковa нашел подтверждение своих «мечтаний» (см. главу «Веселые минуты») о возможности независимого и обеспеченного существования «трудами рук своих», «на всей своей воле», и о возможности устройства ремесленно-земледельческого всесословного училища с большим количеством всевозможных мастерских на артельных началах и с коллективными промышленными предприятиями. Всё это заставило Успенского придать книге Тимощенкова положения и выводы, которых она в себе не заключала, помешало писателю усомниться в фактах, приводимых Тимощенковым, и обратить внимание на несообразности, фантастику в изображений явлений природы, в характеристиках и поведении действующих лиц.
Критика заставила Успенского многое пересмотреть в своей оценке книги Тимощенкова. Периодическая печать разных лагерей недоверчиво отнеслась к сведениям, сообщаемым Тимощенковым, с книгой которого критики познакомились либо через статью Успенского, либо в отдельном издании ее в 1888 году. Так, Н. Ладожский в «СПб. ведомостях» (1887, № 313, 13 ноября), говоря в иронических тонах о героях произведения Тимощенкова, заявил, что Тимощенков и Успенский создают в России «какие-то невиданные экономические законы». Рецензент «Недели» (1887) также выразил свое смущение рассказами Тимощенкова об орлах, табунщиках, калмыках, слепых и т. д. Особенно важной для Успенского была полемика между Н. К. Михайловским и А. М. Скабичевским после появления отдельного издания книги Тимощенкова в 1888 году с предисловием Скабичевского, написанным в восторженно-панегирических тонах по отношению к книге, в которой он находил и поэзию, и «новую программу деятельности среди народа», и «широкие и вполне практические идеалы». Михайловский («Северный вестник», 1888, I) резко и ядовито отозвался как о вступительной статье Скабичевского, так и о произведении Тимощенкова, наполненном, по его мнению, «чудесами природы» и «чудесами общественного характера». Здесь же Михайловский категорически отделяет от книги Тимощенкова статью Успенского, смысл которой он видит в противопоставлении «трудовой жизни» — «труженичеству»; вне зависимости от характера материала, иллюстрирующего эту статью. Скабичевский отвечал Михайловскому (в «Новостях», 1888, № 7, 7 января), упрекая его в том, что он проглядел достоинства книги Тимощенкова, и ссылался, между прочим, на статью Успенского. Михайловский продолжил полемику (в «Северном вестнике», 1888, II), издеваясь над «идеями», заложенными в очерках Тимощенкова, особенно над «идеалами Браги», которых, кстати, Успенский не касался. Не могла не смутить Успенского и рецензия на книгу Тимощенкова в «Русской мысли», 1887, XII (отдел библиографии); автор ее протестует против наукообразной формы подобных произведений, вводящей в заблуждение «легковерных людей», которые отправляются в калмыцкие степи к героям Тимощенкова и никого там не находят, так как в действительности они не существуют.
Статья Успенского заинтересовала и молодого Горького, который написал Успенскому письмо из Нижнего Новгорода (без даты, вероятно 1887 год) со следующей просьбой: «Не можете ли сообщить адрес г. Тимощенкова, автора книги „Борьба с земельным хищничеством“. Или — еще лучше, не известно ли вам, как велика доза правды в этой книге, т. е. существуют ли Земля и Брага — и если существуют, то как и где таковых отыскать. Весьма возможно, что таким сообщением вы укажете путь десятку-другому парней, желающих приложить свои силы к честному и полезному делу» (впервые напечатано в «Голосе минувшего», 1915, VII–VIII, стр. 211).
Все эти отзывы и письма не могли не отразиться на характере переработки очерка для Сочинений. В новой редакции очерка писатель уже говорит о произведении Тимощенкова не как о «бытовых очерках», не как о фактах, существующих в действительности, а как о безнадежных, но хороших «мечтаниях» в поисках более справедливого строя общества. В этом направлении и идет переработка всей статьи. Первую главу Успенский пишет заново — она вся посвящена оправданию его «мечтаний», как протеста против существующих условий буржуазного строя; из нее исчезают и остатки цитат и рассуждений о «Записках» Пирогова. Изменением отдельных фраз и рядом вставок Успенский подчеркивает на протяжении всей статьи, что в книге Тимощенкова говорится не о существующем, а о некоем идеальном бытии, а если и существующем, то случайном, не типичном; Землю и Волгу он называет теперь «оригиналами»; многое сокращается из описаний деяний Волги, в частности страницы о фантастическом наживании им миллионного капитала; вычеркиваются страницы с гиперболизированными образами помощников Земли и Волги — калмыка Эле Сенаторовича, крестьян Хмары и Ковылы. Основная мысль, которую Успенский здесь проводит, — мысль о том, что в книге важны не фантазии Тимощенкова, а «важно указание на то, что в обществе существуют попытки сохранить и укрепить строй жизни, не имеющий с строем жизни купонным ничего общего». Успенский заблуждался и в оценке книги Тимощенкова и был утопичен в своих поисках путей к новому строю общества, но этой прогрессивной гуманной мыслью — противопоставлением своего идеала «справедливого» трудового народного строя жизни существующему несправедливому буржуазному строю с его эксплуатацией, классовыми ограничениями, подавлением личности и нуждой неимущих классов — Успенский сам оправдывает написание и переиздание своей статьи.