Все «частушки», которые я привел в этой заметке, заимствованы мною почти исключительно из произведений женского ума; мужских «частушек» я почти не приводил здесь.
4 Если наш крестьянин-земледелец затрудняется новизнами собственной своей теперешней жизни и не может разобраться в мыслях относительно настоящего и будущего, то крестьянин-«рабочий», крестьянин, оторванный от деревни фабрикой, заводом, шахтой, напротив, уже давно вполне определил свое положение, свое настоящее, свое будущее и уже сознательно не может даже и мечтать о каком бы то ни было изменении в своем положении.
Крестьянин все еще пытается истолковать разные новинки времени непременно в собственную пользу. Объявят закон о лесо-охранении, он моментально принимается за лесо-истребление. Почему это? Потому что тогда, после опустошения, к мужикам должны отойти все леса, какие только есть. Часто изменяются рисунки бумажных денег — сегодня одни, завтра другие, — и опять мужик знает уже, зачем это делается: для разных людей будут и деньги разные, — для мужиков одни, для евреев другие, а для купцов третьи. Каждый живи только на свои деньги; тогда «арендатель» может и тысячи рублей совать мужику, но «арендательские» деньги для мужика, все равно что щепки. Посуется, посуется «арендатель», не найдет рабочих и «должен пропасть», а земля «сама собой» к мужикам поступит, потому что они и без денег знают, что с ней делать.[80]
Ничего подобного не может прийти в голову рабочему человеку. Он твердо знает, что жизнь его от юных дней и до могилы будет только растрачиваться, без малейшей для него личной надобности, с самою математическою точностью; растащат ее, расщипят фабрики, заводы, шахты, по часам, по звонкам, по свисткам, а не зря, не «дуром», не как-нибудь. Знает он, что этот унылый и угрожающий свист заводского свистка в темную ночь, до зари и до заутрени, растревожит его и поднимет на усталые ноги.
Знает он, что и сонный вскочит он на этот свист, и сонный станет у станка, и сонный полезет в темную, сырую шахту. Знает он и то, что вовеки не уйти от станка, если только случай, какой-нибудь год необычайного урожая, который вдруг поправит его семью на полгода, не даст ему возможности провести эти полгода «округ» разоренного домишки. Положение рабочего так определенно, что ему о нем нет никакой возможности «раздумывать», и вот почему «песни рабочих» в точности и полной определенности изображают их подлинное положение, а не мелкие подробности жизни, что мы видим в «частушках».
В руках моих находится несколько песен рабочих в шахтах, полученных[81] с Юга и Екатеринославской губернии. Хотя и смысл их и условия местности вовсе не напоминают ни в чем наших новгородских «частушек», но раз дело зашло о народной песне, пусть читатель узнает кое-что и о том, что думает рабочий человек и как он живет.
Вот рабочий день шахтера.
На Дону открыли знаменитые залежи антрацита и тотчас же принялись за разработку.
Там прорыты ямы, норы, Там работают шахтеры. Одна яма там такая, Огромадная, большая, — Сорок сажен глубины, Три аршина ширины. Сверху здания большие, Там машины паровые И канаты дротяные. В них проведен там шнурок, Наверху висит звонок; Только дернешь за шнурок, Сверху вдарит молоток, Верховой дает свисток. Не успел он просвистать, — Накопилось — негде встать! В шахту всех нас швыронуло! Не успел сказать и слово, Уж кричат: «Слезай, готово!» По продольням разошлись, За работушку взялись. Распроклята жизнь шахтера! День и ночь мы работаем, Ровно в каторге сидим, День и ночь мы со свечами Смерть таскаем за плечами! Один бог небесный с нами, Никакой нужды не знаем! Описывается и гибель шахтера, которого слишком второпях тащат из шахты. Садясь в бадью,
С белым светом он простился: «Прощай, солнце, прощай, месяц, Прощай, белая заря! Все премилые друзья!» Вдруг бадейка всколыхнулась — В шахту бедный полетел! А вот как живут шахтеры:
Нет, ребятушки, трудней, Как работа шахтерей: Шахтер рубит, шахтер бьет, Под землею ход ведет. Он подходит ко стволу, В гору голос подает: «Вы, бадейные, не спи! Воротные, не дреми! У нас завтра день субботний, На получку все пойдем. Мы получим денег много И в кабак их понесем!»
