угодно. Расположившись с комфортом, Бьорн почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы перенести полет. Стюардессы наперебой одаривали пассажиров улыбками, в иллюминаторы лился холодный лунный свет. Полет занял около часа и прошел совершенно спокойно. Бьорн выпил несколько чашек кофе, глядя в иллюминатор. Внизу, насколько хватало глаз, простиралась заснеженная равнина, похожая на громадный круг белого ноздреватого домашнего сыра; кромка лесов походила на бороду, окаймляющую старое морщинистое лицо. Только посадка была не слишком мягкой — Бьорну показалось, что он сейчас вылетит из кресла, сорвав ремни, но все обошлось. На этот раз он сошел с трапа достойно, под аплодисменты членов экипажа. Сегодня же вечером он снова с ними увидится, когда полетит обратно.
В Бергене было намного холоднее, чем в Осло. Акватория порта, гораздо более внушительного, чем в столице, была полностью скована льдом. На оконечностях бухты ветром намело целые горы снега. Разноцветные фасады старинных домов, тянувшихся вдоль набережной, выделялись яркими пятнами даже на фоне темного неба. Повторяя про себя адрес колледжа, Бьорн следовал по маршруту, который мысленно начертил еще в самолете. Он без колебаний углубился в деревянный лабиринт улочек старого Бергена. Постепенно он поднимался вверх по склону, на вершине которого располагались наиболее престижные жилые кварталы. Наконец, выйдя на небольшую площадь, он увидел на противоположной ее стороне пансион Святой Марии.
Решетки на всех окнах, железные двери, осыпавшаяся штукатурка на фасаде с первого же взгляда говорили о суровости и дисциплине, царивших в этом учебном заведении, — что, впрочем, было составной частью его хорошей репутации. Лишь подойдя к решетчатой ограде, Бьорн вспомнил, что сейчас самый разгар рождественских каникул. Вряд ли здесь остался кто-то из персонала, кто мог бы помочь ему в его изысканиях… Неужели все путешествие коту под хвост?..
Но все же комиссар толкнул витую чугунную калитку и осторожно вошел в заснеженный двор, вымощенный брусчаткой. В отличие от большинства строений, подобных тому, что занимал пансион, здесь не было крытых галерей, тянувшихся по периметру здания, — вместо них вдоль стен были расставлены лишь каменные скамейки без спинок, над которыми змеились какие-то вьющиеся растения, в это время года лишенные листьев. Чувствуя себя так, словно попал в фильм ужасов, Бьорн нерешительно остановился в нескольких метрах от ступенек, ведущих к входной двери. Наконец он все же поднялся и постучал в окно первого этажа.
В окне появилось лицо старой женщины. Бьорн отметил, что она очень маленького роста: ее подбородок едва возвышался над подоконником. Сначала он подумал, что это, наверно, древняя сгорбленная старушка, но потом изменил мнение, обратив внимание на пологий спуск, идущий параллельно ступенькам, с гладкими металлическими брусьями перил. Женщина слегка стукнула в пол тростью и вопросительно взглянула на Бьорна. Он показал ей полицейское удостоверение. Несколько секунд спустя щелкнула автоматическая задвижка, и дверь с шумом распахнулась.
Женщина показалась на пороге — в кресле на колесах, с абсолютно прямой спиной.
— Что они опять натворили? Кто именно? — вскричала она.
В ее голосе, резком и агрессивном, слышалась характерная хрипотца заядлой курильщицы.
— Никто ничего не сделал, — ответил Бьорн, стараясь говорить как можно более сердечно.
— Они всегда что-то делают! Ужасные дети! Они постоянно устраивают какие-то пакости у меня за спиной!
В конце каждой фразы она ударяла тростью в пол, словно отбивая такт.
— Я комиссар Бьорн, — выдохнул Бьорн, с некоторым трудом преодолев слишком высокие ступеньки.
— Вам не хватает сноровки, комиссар, — заметила женщина.
— Я прибыл из Осло, мадам…
— Мадемуазель, — поправила она. — Я директриса этого заведения. С тысяча девятьсот сорок восьмого года.
Бьорн восхищенно присвистнул и взглянул вверх. Стены выглядели такими же древними, как эта старая дева в инвалидном кресле.
— Вас здесь оставили совсем одну на время каникул?
— Я всегда живу одна, с ними или без них. Давайте ближе к делу — меня ждет работа. Один из этих монстров опять нарушил закон? Что он сделал? Кто это?
— Нет-нет, я же сказал: никто ничего не сделал. Я приехал навести кое-какие справки…
Она резко развернула свое кресло и, зацепившись рукоятью трости за металлическую перекладину — такие же перекладины тянулись по всей длине стен, — въехала внутрь.
— Можете не спешить, раз вы запыхались. Мой кабинет в конце коридора. Там я буду вас ждать.
И на удивление быстро покатилась в своем дребезжащем и поскрипывающем кресле по коридору. Каждый этап перемещения сопровождался звонким стуком трости о металл укрепленного вдоль стены поручня. Бьорн невольно подумал о том благородном учителе или директоре школы, который дал ей шанс получить образование наравне со всеми. Он двинулся следом за ней. Паркет под его тяжелыми шагами слегка поскрипывал. Изо рта Бьорна выходил пар — видимо, во время каникул школа не отапливалась. Внутри было почти так же холодно, как снаружи. Двери классов были распахнуты и подперты стульями, чтобы не закрывались. Чем дальше он продвигался, тем сильнее втягивал голову в плечи, невольно чувствуя себя одним из учеников, вызванных в кабинет директора для наказания.
Нижняя часть двери в этот кабинет была вся в следах от ударов колес инвалидного кресла.
— Входите!
Бьорн вошел, с твердым намерением не забывать, кто он на самом деле и зачем сюда явился. Но от ударившей ему в лицо волны жара у него невольно перехватило дыхание. Кабинет оказался просторным — вероятно, это было самое большое помещение во всем пансионе. Директриса восседала за огромным письменным столом, возвышавшимся над множеством столов меньшего размера, выстроенных в ряды, словно парты в классе. Вдоль стен тянулись стеллажи, доверху плотно заставленные книгами. Целая батарея обогревателей и застарелый запах табака делали воздух в комнате невероятно тяжелым. В довершение всего, несгибаемая старуха дымила очередной сигариллой — судя по всему, она прикуривала одну сигариллу от другой. Чувствуя подступающий приступ мигрени, Бьорн подумал, что в такой обстановке его способности ясно мыслить хватит ненадолго. Новое испытание после самолета, и все в один день — это уж слишком!
Не дожидаясь приглашения, он взял один из стульев и уселся напротив хозяйки кабинета.
— Я хотел бы посмотреть альбомы с фотографиями учеников за период… где-то с пятьдесят второго по пятьдесят пятый год.
— Но я…
— В данный момент я не могу дать вам никаких объяснений. Покажите мне эти альбомы. Я занимаюсь довольно сложным расследованием, и вы можете мне помочь. Я надеюсь, вы вспомните нужные мне сведения.
— Но…
— Пожалуйста.
Эта неожиданная любезность мгновенно заставила разгладиться суровое морщинистое лицо под слоем белой пудры. Кресло повернулось и покатилось вдоль стеллажей. По дороге старуха цеплялась тростью за металлические ножки столов, привинченные к полу.
Вблизи Бьорн имел возможность заметить, что отполированная рукоять трости сильно изогнута, как раз с таким расчетом, чтобы цепляться ею за поручни и выступающие предметы. К тому же она была широкой и мощной — такому орудию мог бы позавидовать капитан Крюк. Ею вполне можно было отбиться от одного или нескольких нападавших.
— Они, должно быть, высоко — в коробках под номерами шестнадцать и семнадцать, — с вызовом сказала директриса.
Бьорн придвинул к стеллажу стоявшую в кабинете стремянку и медленно вскарабкался по ней наверх. С трудом сохраняя равновесие на узенькой верхней платформе, он по очереди снял с полки указанные коробки и спустил их вниз, сопровождая свои перемещения обращенными к директрисе вежливыми улыбками. Затем он переместил коробки на ближайший стол и сам за ним расположился. Директриса
