тихонько постучались.
Он рванулся не только телом, но и всей душой, торопливо вскочил с колен, метнулся к двери и распахнул ее широко. На пороге стояла она.
Все помыслы и сомнения мигом вылетели из его головы, оставив после себя одну лишь всепожирающую, все заслоняющую радость и дерзкое мальчишеское ликование – она пришла! Ему так хотелось верить в то, что она пришла не только по воле Господа, но и по зову своего сердца. Верить, что она его любит! Он обнял ее горячо и пылко, неловко, чуть скованно целуя золотые локоны, прохладные щеки, плотно сомкнутые ресницы и два лепестка розы – ее мягкие, доверчиво подставленные губы. Он уже так давно не был с женщиной, что почти забыл, как это упоительно. Упоительно до самозабвения, до полного растворения в другом человеке… Она закинула руки ему за шею и ответила на поцелуй – с наивной, неумелой готовностью. Голова прелата закружилась, повергая их обоих в пучину греховной страсти. Мужские руки скользнули по стройному девичьему телу, словно не смея поверить в его невинную доступность. Одежды торопливо спадали на пол… Последняя предсмертная вспышка свечи неожиданно ярко озарила Маргариту, распущенными волосами и застенчиво скрещенными руками прикрывающую обнаженную грудь… Не выпуская из объятий, не отрывая губ от ее рта, он увлек девушку на призывно расстеленное ложе и поспешно накрыл своим телом, сплетая руки с ее руками, погружая напряженное мужское естество – в желанную мягкость между ее раскрывшихся бедер… Это стало наслаждением на грани боли – слаще манные небесной, торжественнее мессы и таинственнее предсмертного соборования. Она отдавалась ему беззаветно – вверяя и жизнь свою, и плоть, и помыслы. Она пьянила сильнее выдержанного церковного кагора. Он упивался ею, но все никак не мог напиться, истомленный многолетней жаждой. О, эти плечи ее, груди ее, лоно ее…
– Я хочу быть с тобой нежным! – шептал он, будто принося обет перед Богом и самим собой.
И невесомым дуновением страстного соития по келье плыло его тихое стенание – Маргарита, желанная моя, возлюбленная моя!
Предначертанное Господом свершилось. На счастье ли, на беду ли…
Это проявилось через пару месяцев. Обычные Женские недомогания так и не пришли, сменившись ежедневными приступами выматывающего головокружения и надоедливой утренней тошнотой, оставляющей после себя неприятный привкус желчи во рту и смешанный со стыдом испуг. Маргарита стала слезливой и обидчивой, принимая на свой счет любое случайно услышанное слово. Прежде тоненькая, даже худая той особой худобой юности, она начала раздаваться в талии уже на третьем месяце беременности, потому что ребенку просто не нашлось достаточного для развития места в этом легком маленьком теле. Справедливо опасаясь невозможности достаточно долгое время скрывать от всех свое щекотливое положение, Маргарита несколько раз звонила по оставленному архиепископом номеру телефона, рассчитывая получить обещанную им помощь и защиту. Но девушке не повезло. Неизменно вежливый секретарь в безукоризненно официальных фразах отвечал, что прелат спешно отбыл в Рим для возведения в кардинальский сан. И никому не известно, когда он возвратится обратно в Верону, да и вернется ли сюда вообще.
Маргарита впала в панику. Ситуация оказалась безвыходной. Будучи уже не в силах утаивать закономерно развивающуюся беременность и опасаясь гнева со стороны строгих монахинь, она обратилась к Богу, умоляя спасти и охранить ту, которая так послушно исполнила его благую волю. Однако Иисус молчал… Немало бессонных ночей провела Маргарита в молельне, распростершись ниц перед равнодушным распятием и прижимаясь пылающим от отчаяния лбом к холодным каменным плитам. Она призывала смерть на свою неблагоразумную голову, проклиная и оставившего ее Гавриила и собственную доверчивую непредусмотрительность. Растущее в ее лоне дитя пока не вызывало в сердце юной матери никаких положительных эмоций, оказавшись не долгожданным даром – а нежеланной и обременительной обузой. Сама еще не вышедшая из детского возраста, Маргарита оказалась совершенно не готова к внезапно обрушившимся на нее тяготам грядущего материнства, растерявшись перед лицом неминуемой огласки и последующего позора. И лишь в одном она оставалась непоколебима. Что бы ни случилось с ней самой, какие несчастья и испытания ни ожидали ее в будущем, согрешившая монахиня намеревалась любым доступным ей способом оградить от разоблачения того, кто стал невольным виновником постигших ее неприятностей. Всем жаром лишенного сострадания сердца, всем пылом так и не раскрывшейся души, всей страстью не успевшего окончательно развиться тела Маргарита полюбила мудрого и красивого архиепископа Збышка, ни на одно мгновение не допуская крамольной мысли, что он способен бросить и забыть ту, которую обнимал и целовал столь самозабвенно. Ведь, как известно, все мы веруем в первую очередь в то, во что нам хочется верить более всего.
Несчастная девушка не ошиблась. Каждый час или день, каждую наполненную угрызениями совести ночь новоиспеченный кардинал Миланский вспоминал о своей невенчанной супруге, ныне отдаленной от него огромным расстоянием и непредвиденными обстоятельствами. Пребывая в неведении относительно многих особенностей функционирования женского организма, Его Высокопреосвященство надеялся, что еще пару месяцев Маргарита будет выглядеть как обычно, и никто не догадается о постигшей ее участи. А к тому времени он сам непременно успеет вернуться в Верону и увезет тайную возлюбленную в отдаленное имение, навечно укрывая от любопытных глаз. Но Бог рассудил иначе…
Грех, даже совершенный с благими намерениями или по неведению, всегда остается грехом, требующим раскаяния и искупления. Кардинал Миланский, остро нуждающийся в сохранении тайны и сбережении своей незапятнанной репутации, случайно задержался в папской резиденции не на пару недель, не на месяц – а на целых полгода, показавшихся ему бесконечными. Раскрытие связи с монахиней грозило ему отлучением от Церкви и попаданием под карающую юрисдикцию святой католической судебной палаты. К счастью, кардинал Збышек с честью вышел из выпавших на его долю передряг и приобрел немалый вес в рядах всемогущей папской курии. Его Высокопреосвященство ожидало блистательное будущее. Его даже прочили на папский престол, учитывая сильно пошатнувшее здоровье престарелого папы Павла XII. Ряды сторонников кардинала Збышека множились с каждым днем, его влияние все возрастало и укреплялось. Внешне невозмутимый, неизменно располагающий к себе и обаятельно- приветливый кардинал, умело сохраняющий хорошую мину при самой плохой игре, на самом деле испытывал все муки ада, терзающие его рвущуюся в Верону душу. Збышек боялся за Маргариту.
По истечении четырех месяцев фигура Маргариты изменилась настолько, что никакие накидки и платья уже не могли скрыть от взглядов окружающих ее сильно отяжелевший и располневший стан. Почти обезумев от отчаяния и безысходности, она выкрала скромное мирское одеяние, принадлежавшее монастырской поварихе, и однажды ветреной и дождливой ночью покинула уютную обитель сестер-кармелиток, обрекая себя на жизнь лишенной крова скиталицы. Дальнейшее ее существование свелось к мучительной череде блужданий по городам и селениям, вымаливанию скудного подаяния и голодному, холодному прозябанию никому не нужного, больного и слабого человеческого создания, мало уже чем отличающегося от забитого бродячего животного. Страх за судьбу любимого мужчины гнал Маргариту подальше от Вероны, заставляя держать рот на замке. Если ей бросали кусок хлеба – значит, у нее был обед. Если ее принимали в какой-нибудь богадельне – значит, у нее был кратковременный приют. Один раз ей даже повезло прожить пару недель в странноприимном доме при монастыре братьев-бенедиктинцев, но едва преисполненные сострадания монахи начали усиленно наводить справки об ее возможной семье, как Маргарита сбежала и оттуда, опасаясь, что в ходе расспросов выплывет дорогое ее сердцу имя – Збышек. Почти утратившая веру в справедливость, отупевшая и словно бы уснувшая, она жила единственным, что еще имело над ней какую-то власть и дарило мимолетную радость воспоминаний – мечтами о волшебной ночи любви, сейчас казавшейся далекой и нереальной сказкой. Да и существовал ли вообще на самом деле он – возлюбленный с сильными смуглыми руками, широкой грудью покрытой курчавыми седеющими волосами, на которую она так доверчиво припадала сладко кружащейся от его поцелуев головой? Иногда, раскачиваясь как сомнамбула и вперив взгляд в одну точку, она погружалась в грезы о высоком улыбчивой мужчине, в объятиях которого она поверила в возможность счастья. И тогда она роняла безмолвные слезы, отрешаясь от неугомонных биений растущего в ее лоне ребенка, повторяя словно молитву: «Господи, верни мне хотя бы на миг руки его, губы его, глаза его…»
Но Спаситель оставался глух.
Праздник Инакулана – День пречистой Девы Марии, приходящийся на восьмое декабря, в
