балку и с размаху сел на землю.
– Так мы сегодня по новой гроб то ее закрыли, гвоздями заколотили и каменной плитой сверху завалили, – торопливо добавила Мариза, – но думаем, что ее это не остановит. Вот поэтому и побежали люди, как только темнеть начало…
– Это как так? – заикающимся голосом вопросил Марвин, бледнея и стуча зубами. – Сама встала что ли, без магии, без некроманта?
– Слышал я о подобном, – вмешался в беседу молчавший до этих пор дракон. – Случается такое, если вдруг в тело умершего, с каким-то недобрым умыслом, сразу после гибели – вселится один из высших демонов!
– Уж не сама ли Ринецея, случаем? – робко предположил Марвин.
– Но зачем? – с сомнением протянул Эткин.
– А вот это надобно узнать и пресечь, – Генрих бесстрашно положил руку на рукоять Гиарды. – Покараулим-ка мы, други, восход луны, да посмотрим – что из всего этого получиться!
Вышедшая из-за облаков луна обливала землю холодным, мертвенным светом. Причудливо изогнутые тени сплетались в рисунок непонятный, нечеткий, но в высшей степени зловещий. Прочно расставив ноги и опершись на эфес Гиарды, Генрих бдительно всматривался в окружающую их опасную полумглу, из последних сил сопротивляясь липким тенетам наползающего сна. Да что же это такое? Наверное, сами Пресветлые боги отвернулись от них сегодня и вздремнули, подчиняясь убаюкивающим чарам неведомой магии, казалось, так и витающей над незадачливыми демоноборцами. Эткин, прикорнувший под сенью полуразрушенной стены, вновь в полной мере воспользовался своей удивительной способностью сливаться с внешней средой и весьма достоверно изображал огромный валун, если бы не громоподобный храп, выдававший его с головой. Марвин, неловко опершись на собственные колени локтями белоснежных рук, пальцы которых так и остались сложенными в каком-то магическом пассе, умудрился задремать посередине творимого заклинания. Словно не выдержал натиска противодействующего волшебства. Да это же это такое! Генрих вздернул медленно клонящуюся на грудь голову и прислушался. Померещилось? Приснилось? Барон был готов поклясться, что не ранее чем секунду назад, его бдительный слух уловил осторожное шебуршание, раздавшееся прямо под его ногами, в глубине подземелья. И этот шум не могли производить живые обитатели замка, потому что он лично снабдил Гийома и Маризу деньгами из своих запасов и посоветовал пробираться в Силь, гарантируя что одно упоминание имени Повелителя обеспечит им теплый и радушный прием.
– Марвин! – барон бесцеремонно тряхнул друга за плечо, пытаясь разбудить. – Ты ничего не слышал?
Но вместо ответа, некромант бесчувственной колодой повалился на бок, так и не выйдя из сонного транса.
– Эткин! – громко позвал сильф, но дракон продолжал храпеть столь сладко, что становилось понятно – колдовские чары и не собираются добровольно отпускать гиганта из своих гибельных объятий.
– Да что же это такое? – на этот раз вслух выкрикнул Генрих, вскакивая на ноги, совершенно обескураженный и сбитый с толка. – Почему лишь один я оказался не подвержен воздействию враждебной магии?
И словно стремясь развеять его сомнения, тонкое лезвие Гиарды, магического клинка, созданного демиургами, засветилось ослепительным, разгоняющим тьму сиянием. Магия вступила в схватку с магией.
Но демоны не собирались сдаваться без боя. Вскоре под настилом из гнилых досок, ненадежно прикрывающих вход в усыпальницу рода де Брен, возникло синеватое, гнилостное свечение, сопровождавшееся разъяренным шипением. Словно кровожадные болотные духи, жаждущие теплой человеческой крови, приняли брошенный им вызов и торопились ввязаться в бой не на жизнь, а на смерть. Вонючие ленточки тумана, сильно смахивающие на омерзительных бесцветных червей, заструились изо всех щелей и отверстий в основании фундамента, скручиваясь в кольца, немедленно обвивающие сапоги Генриха. Первого же подобного прикосновения оказалось достаточно для того, чтобы барон ощутил цепенящий холод разверзнувшейся могилы, несомый демоническими выделениями. Де Грей громко выругался и отскочил в сторону, поводя перед собой накалившимся лезвием рапиры, острый кончик которой рдел алым светом падающей звезды.
– Спаси меня Аола! – с надеждой выдохнул барон, услышав утробный, лающий хохот, нарастающий в недрах подземелья.
Волна оглушительных звуков, напоминающая апофеозное крещендо смертоносного гимна, бьющего по нервам и жилам, достигла своего апогея. Доски настила взвились высоко вверх, буквально выбитые чем-то или скорее кем-то, пробудившимся от долгого сна, и гулко ворочающимся в недрах тесного, каменного подвала. Темная сила выплеснулась наружу, и Генрих крепче сжал рукоять клинка, готовясь встретить неведомого противника. Но неожиданно, гадостная вонь и гнилостный свет сменились легкой, убаюкивающей мелодией, печально напевающей о несбывшихся мечтах. Из подземелья медленно, не касаясь ногами земли, выплыл невесомый, хрупкий женский силуэт, облаченный в белые одежды. Рука Генрих невольно дрогнула, он опустил рапиру и отступил назад, уступая дорогу незнакомой даме.
Точеная фигурка, окутанная то ли свадебным, то ли погребальным покровом, плыла прямо на сильфа. Трогательно склоненную головку, наводящую на мысли о сломленном бурей бутоне экзотического цветка, скрывала плотная вуаль, увы, ничуть не колышущаяся в такт нежному дыханию. Непрозрачный покров венчал веночек из увядших лилий. Округлившийся стан усопшей красавицы напомнил барону о том душераздирающем положении, в котором пребывала на момент гибели несчастная жертва – готовившаяся стать матерью, наполнив отзывчивое сердце Генриха новой порцией скорби. Мертвая Луиза тянула к нему бледные руки, взывая о милосердии. Повелитель, не в силах вынести это воистину жалостное зрелище, положил Гиарду на землю и преклонил колено:
– Прекрасная госпожа, я ваш верный слуга и если вы соблаговолите подсказать мне возможность, с помощью которой я смог бы облегчить страдания вашей неупокоенной души, то я…
Мертвая красавица неожиданно взревела, словно голодная гиена, торжествующе расхохоталась, подняла вуаль и бросилась на коленопреклоненного рыцаря. Расширенные от шока глаза Генриха моментально охватили все подробности представшего ему богомерзкого зрелища. Освещенные беспощадной луной пальцы Луизы, покрытые синюшными трупными пятнами, противоестественно удлинились, превратившись в крючковатые, сизые когти. Черный, криво раззявленный рот, полный могильной земли и жирных, желтых червей, издавал пронзительный ведьмин визг. Но, на фоне покрывающих лицо обширных ожогов и струпьев, особенно впечатляюще выглядели глаза, а вернее – их полное отсутствие. Вместо правого – плескалось студенистое озерцо зеленого гноя, зато из левой глазной впадины на Генриха жадно глянул красный, пылающий углем зрачок. В последний момент барон будто проснулся и умудрился совершить короткий перекат через плечо, спасший ему жизни. Руки-клешни промахнулись, щелкнул в каком-то дюйме от его шеи. Из пасти демонической твари вырвался разочарованный вой. Генрих подхватил брошенный клинок и на полусогнутых ногах мягко пошел вокруг противника, выбирая удобную для нападения позицию.
– Кто ты? – холодно спросил барон.
Тварь снова захохотала:
– Я младший брат владычицы Ринецеи, демон Арафел!
Генрих издевательски выгнул бровь. Он к месту вспомнил свое давнее правило, уже не раз и не два отлично помогавшее ему в различных жизненных передрягах – выведи противника из себя и твой шанс на победу возрастет многократно:
– Слушай, Ара, а вы случаем не кролики? А то что-то ваши родители отличались прямо таки неприличной плодовитостью. А еще что-нибудь, кроме вас, они делать умели?
Демон угрожающе заскрежетал зубами:
– Да как ты смеешь меня оскорблять. Я – великий боец!
– Угумс, верю! – с готовностью подтвердил барон. – Абигер, помнится, тоже так говорил… – он выдержал драматичную паузу, – … перед смертью!
– А-а-а, – взбешенно завизжал демон, размахивая лапами, – так это ты убил моего любимого, старшего брата!
