— Значит, мы так и не найдем общего языка? — разочарованно подытожила я.
— Почему не найдем? — изумился он. — Запросто! Давай сейчас же встанем с этого места, уйдем далеко-далеко и заживем тихо и счастливо, только для себя двоих, забыв про всех страждущих и обездоленных. Мы предоставим людей их собственной участи, ведь именно в этом и состоит настоящее милосердие: каждый в итоге получает то, что заслужил. Ты все равно не сможешь помочь всем, так не продлевай их агонию, дай людям умереть быстро и безболезненно…
«Энтузиазма и предвкушения у него столько же, сколько было у змия в райском саду, — подумала я, наблюдая за одухотворенным лицом Конрада и внимая фонтану его красноречия. — Ах, как сладко он меня искушает! Дескать, откажись от борьбы за всеобщее спасение, и будет тебе твое маленькое, тихонькое, корыстненькое, подленькое счастье…»
— Видит бог, — внезапно, с надрывом выкрикнул оборотень, — в душе я так хочу променять тебя на другую, тихую, домашнюю, послушную женщину. Но не могу!
— Женщина, у тебя есть другая женщина? — вырвалось у меня, и я тут же пожалела, что не заткнула себе рот рукой.
Конрад покосился на меня с удивлением. Улыбнулся.
— А тебе зачем это знать?
— Просто… — Меня спасла полутьма, и он не увидел предательского румянца, залившего мое лицо целиком, до самых ушей.
— У меня есть нечто лучшее! — торжественно провозгласил оборотень.
— Мужчина? — пакостливо ухмыльнулась я.
— Не угадала.
— Хобби?
— Прошлое, — неожиданно печально ответил Конрад.
— Извини, но тогда ты феномен, — развела руками я. — Пусть человек живет в реальном отрезке бытия, но его личное время всегда имеет три формы: прошлое, настоящее и будущее. А у тебя одно вместо трех.
— В прошлом ты была моей, — эхом откликнулся он. — Наша любовь осталась в прошлом, так и не перейдя в следующую фазу.
— Прости. — Я поднялась с нагретого сиденья. — Я не хочу возвращаться в прошлое, ибо меня волнует настоящее, и мне не безразлично будущее. Я… — Тут я внезапно почувствовала себя плохо, покачнулась и чуть не упала.
Конрад бросился ко мне и подхватил, обеспокоенно щупая мой холодный лоб, покрытый противной липкой испариной.
— Ты давно не пила кровь? — грубо предположил он, попав в точку.
— Давно, — откровенно созналась я. — Уже и не припомню, когда в последний раз.
— Ясно, — он резко оборвал незаконченную мной фразу, закатал рукав куртки и обнажил свое смуглое запястье. А затем Конрад выхватил из привешенных к поясу ножен кинжал, полоснул им себя по руке и прижал к моим губам набухшую кровью рану.
— Пей! — повелительно приказал он. — Пей, черт тебя побери!
Опьянев от заманчивого запаха, наполнившего мои ноздри, я жадно глотала чуть горьковатую кровь, сильно отличающуюся от человеческой по вкусу и консистенции. Это оказалось просто потрясающе! Так, как если бы после грубого суррогата мне вдруг предложили продегустировать раритетный коньяк столетней выдержки… А потом любимый ультимативно оттолкнул меня от себя и побрел прочь, немного пошатываясь от слабости, вызванной обильной кровопотерей. Он вел себя как совершенно чужой мне человек… Господи, за что же ты послал мне такие адские муки от примитивных земных радостей?
Я жалобно смотрела вслед Конраду, но так и не нашла в себе желания побежать следом и вернуть того, кто уходил навсегда! Теперь я знала наверняка: увы, мы слишком разные. Мы не сошлись во взглядах на счастье и поэтому обрекли себя на горечь разлуки. Я никогда не смогу быть рядом с ним, но как же я смогу жить без него? Нежность, ненависть, протест — все эти эмоции смешались воедино, причиняя чудовищную боль. Мне пришлось выбирать между любовью к мужчине и милосердием к этому миру, и теперь я осталась без Конрада, ибо предпочла милосердие. Я смотрела на звезды и глотала слезы отчаяния, загоняя их внутрь себя, в свою душу, в свое израненное сердце…
Все-таки я оказалась права на все сто процентов, подозревая, что если останусь с ним, то однажды его объятия станут все теснее, а мое личное пространство неизбежно уменьшится до мизера, его просьбы превратятся в требования, а улыбка на его лице сменится самодовольной, капризно-раздражительной гримасой. Но я не стала ждать, ибо убила его сейчас! А теперь, когда я осталась одна — свободная и независимая, я уже могу бестрепетно заглянуть в шкаф своей памяти и достать из-под вороха белья пожелтевшую от старости помятую фотографию того единственного, кому я хотела отдать всю свою жизнь, того, кто умел делать меня счастливой, того, от кого невозможно было отвести глаз.
Того, кто однажды тоже меня убил…
Чем приятнее грех, тем неприятнее в нем каяться! Но я все же сумела переступить через свою боль и смирила страдающую от нанесенного ей ущерба гордость. Сегодня произошло знаменательное событие: я вырвала из своего сердца любовь, ставшую обузой. Но Господи, почему же мне теперь так плохо, больно и одиноко? Любовь моя, где же ты, вернись…
Ветер пришел ночью. Северный и обжигающе колючий, он буквально ввинтился под край укрывающего меня одеяла, беспощадно вырывая из сладких объятий полудремы. Я лежала на распахнутых крыльях двух нефилимов, вольготно развалившихся на снегу, и чувствовала себя в полной безопасности,
