громко, потому что папа далеко, а патруль охотников где-то рядом.
— Откуда ты знаешь? — удивился юноша, тщательно принюхиваясь. — Лично я не замечаю ничего подозрительного и слышу только урчание у себя в животе…
— Это тебя после полета на эльфах все еще тошнит, — поставила верный диагноз Ребекка. — Спасибо, что хоть уже не рвет.
— Угу, — угрюмо согласился юноша, ощущая во рту горьковатый привкус желчи. М-да, трудно жить с женщиной жестких принципов. А еще труднее с той, которая всегда права.
— Вот там, видишь? — Лайил пришла ему на помощь и вытянула палец, указывая на мощный дуб. — В листве…
— Не-а! — честно признался ниуэ, щурясь так старательно и долго, что из его глаз потекли слезы.
— Мужчина, — терпеливо пояснила Ребекка, — худощавый и мастерски слившийся с листвой. В буро-зеленом маскирующем одеянии. А второй разведчик притаился чуть дальше, я его не вижу, но улавливаю специфический запах…
— Пота? — осмелился поумничать Беонир.
— Нет, — криво усмехнулась воительница. — Крови. Я ошиблась, это женщина…
— А-а-а, — многозначительно протянул юноша, хотя ничего не понял из этого туманного аргумента.
— Женщины пахнут тоньше и слаще, — снизошла до объяснений Ребекка. — Но притягательнее и агрессивнее, в силу своей физиологии.
— Ага! — выразительно кивнул Беонир, на самом деле запутавшись еще больше. Честно говоря, в женской физиологии он был ни бум-бум, зато уже не раз попадал под шквал этой самой агрессивности.
Не решившись признаться в собственной неосведомленности, он продолжил изучающе разглядывать окрестности, мечтая совершить нечто значимое, способное поразить воображение ушлой воительницы. Как известно любому мужчине, у каждой девушки имеется три уязвимых места: подарки, цветы и переносица. Во всяком случае, так утверждает его мудрый папа. Бить Ребекку в переносицу чревато неприятностями — может и отскочить. Цветы здесь в дефиците. Значит, остается только подарком разжиться…
Расстилающийся перед Беониром лес поражал умиротворенностью, ничем не нарушаемой, незамутненной и какой-то противоестественной. Вроде бы календарь еще не закончил отсчет зимних месяцев, а тут погляди-ка, снега и в помине нет, травка зеленеет, Сол блестит, а неохватные дубы меланхолично покачивают пышными кронами, кокетливо всклокоченными легким теплым ветерком. Серебристое, едва заметно сияние разлито над приграничной поляной, отделяя волшебный лес от прочей территории Лаганахара, холодной, безжизненной, присыпанной песком и трухой. Чудеса!
— Смотри, олень! — возбужденным шепотом закричала девушка, пихая ниуэ локтем в бок. — Красавец!
— А какая у него морда уродливая! — ревниво подначил Беонир.
— Зато рога роскошные! — нашлась Ребекка. — И как они ему идут…
— Если у меня будут такие же рога, то у тебя будет такая же морда! — обиделся Беонир и вдруг чуть не подскочил над кустом. — Лето среди зимы, трава, олень на границе умирающего Блентайра… Что же это такое?
— Чары! — многозначительно сообщила Ребекка, правильно расшифровав растерянность, владеющую ее возлюбленным. — Хотелось бы мне знать, кто и когда их создал…
— Неназываемые! — с важным видом сообщил Беонир, Довольный тем, что наконец-то сумел блеснуть эрудицией. — Я читал об этом в одной старинной книге, найденной в подземельях. Лес Шорохов был их заповедником, излюбленным местом отдыха демиургов.
— Здорово! — восхитилась воительница. — Но, — она насмешливо щелкнула жениха по носу, — демиурги исчезли многие сотни лет назад, и никто не знает, что с ними случилось. И как же тогда прикажешь понимать эти чары? Они ведь неспособны держаться вечно…
— Действительно! — озадачился ниуэ, потирая нос. — Тьма, ничем-то тебя не проведешь!..
— А то! — самодовольно надула щеки воительница. — Предполагаю, что эти чары кто-то обновил. Некто сильный и независимый, почти как я!
— Независимая женщина — это та, которая не нашла никого, кто бы хотел от нее зависеть, — еле слышно пробормотал Беонир. — Папа всегда учил меня держаться подальше от подобных дам, и вот на тебе — именно с такой я и связался…
К счастью, Ребекка его не услышала. Она вдруг напряглась всем телом, усиленно нюхая воздух. Изумленное выражение ее красивого лица постепенно изменилось на неуверенное, а затем — на откровенно радостное.
— Йона! — восхищенно ахнула она. — Секунду назад я учуяла нашу малышку-эльфийку!
— Да ну? — не поверил Беонир. — А ты, часом, не ошиблась ли? Наследница не смогла бы попасть сюда так быстро. Она сейчас находится далеко, тебя просто подвело твое бурное воображение.
— Это ты меня регулярно подводишь, лохматый! — насмешливо парировала лайил. — А я Йону ни с кем не спутаю, с того самого дня, когда впервые попробовала вкус ее крови.
— Бросила бы ты свои мерзкие привычки… — раздраженно посоветовал Беонир, но не успел закончить начатую фразу, потому что ближайшие кусты вдруг раздвинулись и перед его удивленно вытаращенными глазами предстала чрезвычайно странная процессия…
Опасаясь стать жертвами оптической иллюзии, Ребекка и Беонир даже приподнялись над пышной травой, напряженно вглядываясь в приближающееся к ним трио. Первой из вновь прибывших на опушку леса оказалась Йона, хмурая, какая-то потухшая, сама на себя не похожая. За ней важно вышагивала Эвридика, наоборот, так и пышущая самодовольством, необычайно оживленная и говорливая. Шествие замыкал красивый юноша — высокий, стройный, смуглокожий. Вскоре выяснилось, что именно он-то и оказался причиной повышенной нервозности эльфийской принцессы, державшейся излишне развязно. Эвридика то и дело завлекающе прикасалась к руке красавца, проделывая это настолько по-хозяйски, будто он являлся ее безраздельной собственностью.
Воительница сразу же заметила, что подобные вольности отнюдь не льстили молодому мужчине и не вызывали никакой ответной благосклонности. Напротив, он недовольно морщился и рефлекторно отшатывался от принцессы, стараясь избежать даже столь невинной близости. Глядя на них, Ребекка стразу же вспомнила одну поучительную сказку, слышанную в детстве. Вроде бы в той истории рассказывалось о прекрасном принце, вынужденном поцеловать безобразную жабу. Омерзительно, не так ли? Так вот, смуглый юноша вел себя так, будто Эвридика и была той самой бородавчатой жабой, а его настойчиво заставляли ее целовать. Правда, в сказке жаба после поцелуя превратилась в очаровательную принцессу, вознаградив таким образом своего спасителя за все причиненные ему неудобства. Но Эвридике подобная метаморфоза уж точно не грозила: по наблюдениям Ребекки, она относилась к числу необратимых стерв и стопроцентных жаб. А если отбросить лишние аллегории и выражаться проще, то смысл рассуждений лайил сведется к следующему: если бриллиант упадет в грязь, то он и тогда останется драгоценным камнем. Однако если пыль поднимется к небу, то она и в этом случае останется грязью. Вот то-то и оно!
От бдительного ока воительницы также не укрылась еще одна немаловажная деталь: по некой причине темнокудрый красавец то и дело виновато косился на Йону, старательно игнорирующую его взгляды. Утрированно старательно. При этом сама Наследница показалась лайил измученной и нездоровой — в общем, выглядела из рук вон плохо, краше в гроб кладут. Ребекка понимала, что этот юноша, представленный им как Арден, и есть тот самый четвертый участник знаменитого пророчества Лаллэдрина: именно его и не хватало в их скромной компании. Участник, несомненно, спасенный Йоной. А еще, и это волновало Ребекку больше всего, одновременно с этим он был и тем самым роковым возлюбленным, ради которого несчастная малышка буквально перевернула весь Лаганахар, спустилась в храм Песка, а также подвергла себя сотням других опасностей. Так с какого перепугу этот Арден теперь шагал рядом с неприятной ему Эвридикой и косился на Йону будто провинившийся пес, выгнанный ею из дома? Этого Ребекка не понимала… Она лишь осуждающе переглянулась с не менее замороченным Беониром и сокрушенно покачала головой. Воистину в мире творилось нечто несусветное!
Принято считать, будто дорога домой вдвое короче дороги из дому. Возможно, так оно и есть, вот
