ассоциировались только с самым отчаянным одиночеством.
Во время этого выступления Фатима Луксор подошла, поигрывая поясом, к Валь ди Сарату и взглянула на него.
— Одиноко? — спросила она.
— Очень, но мне это нравится.
Чтобы отделаться от таких женщин, нужно их отпугнуть. Они предпочитают то, что именуют здоровыми эмоциями. Разговорчивых или раздражительных не любят. Однако Фатима Луксор была не такой, как все. Ей перевалило за сорок, а мужчины платят деньги не за массу тела.
— Будь со мной полюбезнее, — произнесла она с надутым видом.
— Уйди.
— Ты неистовый. Люблю неистовых мужчин. Люблю чувствовать себя в их власти.
— Я живу вместе с матерью.
— Где?
— В Ватикане.
— Твоя мать кардинал?
— Отстань. Убирайся.
Ему была ненавистна эта бессмысленная болтовня. Особенно в такую минуту.
— Ты животное, — заявила Фатима присаживаясь.
— Я вампир.
— Похудеть мне бы не мешало.
На кой черт он отвечает ей? Валь ди Сарат разозлился на себя.
— Каково твое желание, о повелитель? Слегка позабавиться со своей рабыней?
Валь ди Сарат закурил трубку.
— В Египте мой повелитель курил трубку из тыквы-горлянки, — негромко произнесла Фатима Луксор с сильным неаполитанским акцентом. Она изменила тактику. Тереза закончила свой номер, и теперь на подиуме псевдобразильянка воздавала должное святой Цецилии, неистово тарахтя в воздухе двумя маракасами.
— Нравится она тебе? В живости ей не откажешь, но открою тебе один секрет. Она такая же бразильянка, как моя задница. Родом из Пизы. Заметил, как наклоняется набок?
— А ты из Неаполя, — ответил Валь ди Сарат, морщась от чесночного запаха.
— В жизни для тебя не существует тайн, — протянула Фатима, нижняя губа ее блестела, как тропинка под дождем, неприятные глаза были чувственно полузакрыты, запах чеснока распространялся в воздухе, словно ядовитый газ в газовой камере.
— Ты совершенно права, — ответил Валь ди Сарат, — и если сейчас же не уйдешь, пожалуюсь администрации.
— Администрация не наказывает девушек за то, что они выходят за рамки служебных обязанностей. Что это за медали?
— Все-таки администратор, если я его попрошу, заставит тебя встать из-за моего столика.
— Ты не человек. Импотент.
— Возможно. Я жду жену.
— В такие места жен не водят.
— Мы еще не обвенчаны.
— Ах, любовницу! Она такая же красивая, как я?
— До тебя ей далеко, но я люблю некрасивых женщин. Некрасивых, маленьких, худеньких.
— Если передумаешь, — хрипло сказала Фатима, — моя такса тридцать тысяч лир за ночь.
Наконец она ушла, но села за столик, откуда могла соблазнительно поглядывать на него, забросив ногу на ногу и высоко задрав юбку. Валь ди Сарат обхватил голову руками и тайком смотрел между пальцами. Это напоминало школьный экзамен. Например, по тригонометрии.
К Винтершильду подсела Тереза. Он без умолку говорил. Она скучала. Винтершильд очень мало походил на чудовище, на человека, руки которого обагрены кровью женщин и детей. Тереза закурила сигарету с демонстративной величественностью девицы, впервые предающейся этому пороку в общественном месте. Он зажег ей спичку, но она предпочла воспользоваться своей зажигалкой. Нет таких глупых унижений, до которых женщина не опустится, если следует какому-то замыслу. Впечатляюще, хоть и грубо. Ганс задул спичку и потерял нить мыслей. Угрюмо смотрел перед собой помигивая. Тереза бросила на него взгляд, который мог выражать надменность, но мог быть и взглядом женщины, знающей, что ее преследуют, и желающей убедиться, что преследователь не исчез.
Какой-то импульс заставил Валь ди Сарата обратить взгляд к двери. Вошел один из карабинеров, с кобурой на поясе, явно при исполнении служебных обязанностей. Идиот. Увидел Валь ди Сарата и сделал жест, говорящий, что он здесь, если потребуется. Валь ди Сарат отвернулся, но тот, очевидно, счел, что его жест остался незамеченным и пошел к столику. Фатима Луксор увидела его взгляд соучастника и нахмурилась, Валь ди Сарат позволил карабинеру подойти к столику.
— Мы вам нужны? — спросил тот.
— Моя машина? Вряд ли. Какой номер? — громко спросил Валь ди Сарат.
— Не понимаю.
— Глупец, раз уж подошел, дай мне повестку о штрафе, — прошептал он.
— За что?
— Может машина постоять там еще пять минут? — спросил он снова, очень громко, сердито.
Карабинер неуклюже откозырял и в недоумении вышел. Валь ди Сарат уловил взгляд Фатимы Луксор.
— Во Флоренции уже и машину поставить нельзя. Фатима, не отвечая, вышла из-за столика.
Что теперь? Очевидно, если производить арест, то немедленно, иначе эти неопытные олухи, насмотревшиеся дрянных фильмов, все испортят. Валь ди Сарат взглянул на Ганса. Он говорил Терезе что- то жалостливое, та пожимала плечами и так затягивалась сигаретой, словно в ней был гашиш.
Появился администратор вместе с Фатимой Луксор. Валь ди Сарат откинулся на спинку стула, чтобы его не было видно.
— Надеюсь, вы всем довольны, ваше превосходительство, — сказал администратор, на лбу его дрожали капли пота.
— Полностью.
— Мы неизменно держимся в рамках закона.
— Какое отношение это имеет ко мне?
— Мисс Луксор говорит, к вам только что подходил карабинер. Я хочу удостовериться, что не намечается никакой облавы.
— Он сказал мне, что я поставил машину в неположенном месте, и только.
— Это ведь обязанность городской полиции, ваше превосходительство. И не входит в сферу деятельности карабинеров.
— Вы сомневаетесь в моих словах? — спросил Валь дн Сарат, чувствуя себя очень глупо и дрожа от гнева.
— Нет-нет, что вы. Слово офицера?
— Я одет так только потому, что был на встрече однополчан. Теперь я уже даже не офицер. И не имею к тому карабинеру никакого отношения.
— Ясно, — сказал отнюдь не убежденный администратор и отвратительно улыбнулся. — Надеюсь только, вы понимаете, что это пристойное заведение, угождающее слабостям человеческой натуры, как и любое другое.
— Вполне понимаю и очень приятно провожу здесь время. Однако хотел бы остаться в одиночестве.
Администратор с поклоном удалился, Фатима Луксор вернулась на свое место не более счастливой, чем раньше.
Ганс в углу серьезно говорил о чем-то, Тереза чрезмерно притворялась скучающей. Пора было положить конец его мучениям. Валь ди Сарат открыл портфель и подозвал официантку. Та подошла,
