недоумок!..
Звезду встречал какой-то местный питерский водитель на лимузине, и Владик был избавлен от созерцания «неизъяснимых глаз» Никаса и от выслушивания его словоизлияний аж до самого вечера.
Зато Хелен, словно в отместку за утреннее проявление слабости, загоняла его по всяким мелким поручениям до такой степени, что часам к восьми Владик озверел и так разговаривал по телефону с матерью, что она спросила дрожащим голосом:
– Чем я-то тебе не угодила, сыночек?..
Владик в ответ рявкнул, что ему все угодили дальше некуда, а если кто им, Владиком Щербатовым, недоволен, тот пусть, значит, с ним, с Владиком Щербатовым, никаких дел не имеет, ибо у него больше нету сил.
Проорав все это, он кое-как приткнул автомобиль возле «Англии» – было совершенно понятно, что машину придется переставлять, ибо она перекрывала въезд и выезд всем, кому только можно было его перекрыть, – и большими разгневанными шагами вошел в отель. В руке он нес крохотную беленькую коробочку – конфетки.
Эти конфетки, обсыпанные тошнотворной кокосовой стружкой, Никас очень любил вкушать во время работы. Сегодня у звезды, как на грех, работы оказалось много – следовало подписать штук сто открыточек, дабы раздавать их завтра поклонникам при входе в концертный зал. Никас будет подписывать, то есть работать, и вкушать конфеты, так сказала Хелен.
Владик к тому времени уже съездил за мелкими красными и желтыми розочками – Никас любит именно такие! Потом за минеральной водой – берите только итальянскую, французскую он не пьет! Потом за парой белых носков – это не костюмеры, это суки последние, забыли белые носки к сценическому костюму! Потом в ресторан за стейком – Никас ест только аргентинскую говядину, а в этом жутком отеле аргентинской говядины нет и в помине! Потом Владика послали на кухню разогревать аргентинскую говядину, ибо она по дороге остыла. Потом его послали в концертный зал за открытками – их же нужно подписывать, а эти идиоты пиарщики отвезли открытки почему-то сразу туда. Потом понадобился ящик советского шампанского – для обслуги. Затем бутылочка-другая настоящего французского – непосредственно для звезды.
– А сразу нельзя было сказать? – осведомился Владик, когда выяснилось, что французское он не купил и нужно ехать обратно в винный магазин.
К тому времени он уже пребывал в состоянии, предшествующем бешенству. Он знал это за собой – голова становилась необыкновенно ясной, и любые слова выговаривались на редкость легко, даже самые страшные.
Хелен, дернув плечом, заявила, что он должен ехать куда его пошлют и не выпендриваться, а если он не желает, так она живо найдет ему замену, а костюмерша Наташка, случившаяся поблизости, дернула его за рукав. Если бы Никас оказался рядом и подлил масла в огонь, Владик, ей-богу, спустил бы его с лестницы. Он даже с опасным наслаждением представил себе, как за шиворот выволакивает тщедушную звезду из его номера люкс на шестом этаже, тащит мимо лифта к широкой, устланной ковром мраморной лестнице и дает пинка прямо в задницу!..
Но Никаса поблизости не оказалось.
В довершение всего Владика услали встречать молодую певицу по имени Семен, ибо с ее водителем и лимузином случалась какая-то коллизия и певица Семен застряла в аэропорту и – ясное дело! – немедленно забилась там в истерике. Молодая певица должна была выступать «на разогреве» у Никаса, и везти ее следовало не в «Англию», а в какую-то гостиницу поплоше.
По дороге в Пулково – в который раз он уже сегодня едет в это самое Пулково?! – Владик позвонил матери и наспех с ней помирился, а потом, боясь передумать, решительно набрал номер человека, на которого он работал.
Долго не отвечали, и Владик был этому даже рад.
Бешенство – плохой советчик и помощник в переговорах. Видимо, нужно оставить все как есть до возвращения в Москву и уже там быстро и аккуратно решить все вопросы. В том, что вопросы удастся решить, Владик нисколько не сомневался. В самом деле, не на каторгу же он сослан по приговору суда!
Он больше не может и не хочет работать – сколько там полагается по закону на то, чтобы ему подыскали замену? Две недели? Вот и отлично! Две недели он как-нибудь протянет, зато уйдет по- человечески, ни с кем не поссорившись.
Может, и хорошо, что трубку не берут, может, так оно и нужно.
Он уже почти оторвал ее от уха, чтобы нажать на «отбой», когда в телефоне сказали:
– Да.
Владик быстро вернул трубку к уху.
– Вадим Григорьевич?
– Да.
– Это Владислав Щербатов.
Там помолчали, будто не узнавая, и Владик вдруг заволновался. Они созванивались регулярно, хоть и не слишком часто, и этот человек просто не мог не узнать его голос. Что такое могло случиться?..
– Вадим Григорьевич, это Щербатов, я работаю с Никасом!.. Вы меня узнаете?
– Узнаю. Что вам нужно?
«Елкин корень, – подумал Владик. – Что за день такой поганый?!»
– Вадим Григорьевич, я хотел бы уволиться. Эта работа не по мне, я вам сразу говорил, что она не по мне, и… я больше не могу, в общем!.. Вы просили предупредить заранее, если я захочу уйти, вот я и предупреждаю. – Его собеседник молчал, и с каждым своим словом Владик чувствовал себя все глупее и глупее. – Я, конечно, отработаю, что там положено, вы не думайте! Чтоб вы могли спокойно найти замену, но я просто хочу сказать, что я работать точно больше не буду… – Он сбился, помолчал, а потом спросил осторожно: – Вадим Григорьевич?
– Я вас слушаю.
– Наверное, мне лучше перезвонить, – даже не столько собеседнику, сколько самому себе сказал Владик Щербатов. – Я, должно быть, не вовремя. До свидания, Вадим Григорьевич.
– До свидания, – попрощались в трубке.
Вот те раз!.. Вот это называется – поговорили! И дальше что?!
Владик даже был не до конца уверен, что Вадим Григорьевич осознал хорошенько, кто именно ему звонил! Может, он с бодуна или неприятности какие случились непоправимые!
Некоторое время он прикидывал, не позвонить ли снова, а потом решил, что не стоит. Если Вадим Григорьевич ушел в астрал – по неведомой причине, – значит, не факт, что он оттуда вскорости вернется, и также неизвестно, в каком именно виде! Может, совсем уж в причудливом! Значит, все разговоры придется отложить до лучших времен, а Владику хотелось именно сегодня поставить точку на всех его мытарствах последнего времени!..
В Пулкове было многолюдно, гораздо многолюдней, чем утром, пришлось даже небольшую очередь отстоять, чтобы попасть за стеклянные двери! Дверей было множество, но открыта, как всегда, только одна, и Владик подумал мимоходом, что, пока в этой стране не откроют все двери – все двери вообще! – чтобы народ мог именно входить и выходить, а не протискиваться, ломиться, давиться, проникать, пробиваться, прорываться, ничего не изменится!..
Ну никак не может измениться, пока приходится ломиться и пробиваться!..
Молодая певица Семен, которую позабыли в Пулкове, полулежала в неудобном пластиковом аэропортовском креслице, всем своим видом демонстрируя, что она несчастна, оскорблена, и вообще!..
В руках Семен держала какую-то электронную игрушку, кажется, «геймбой». Будучи начертанным по- английски, это слово имеет некую смысловую нагрузку, а по-русски, да еще вслух, звучит несколько неприлично, да еще певица Семен все время ошибочно называет эту штуку «гомебой»!
– Вот и «гомебой» виснет, это не «гомебой», а говно какое-то! – повторяла она плачущим голосом. – Кто это купил?! Я спрашиваю, кто это купил?!
Так как возле нее никого не было, кроме замученного отдувающегося толстяка неопределенного возраста, ему и приходилось брать на себя ответственность за все преступления человечества, совершенные против певицы Семен.
