Марина некоторое время помолчала, а потом все же не выдержала:
– Как вы думаете, о чем это она… то есть Вероника… Ведь это была Вероника, да?
– Да, – подтвердил Федор. – Это была Вероника, совершенно точно.
– О чем она разговаривала? И с кем?
– Понятия не имею, – признался Федор безмятежно. – А как вы думаете, о чем?
– Как о чем?! – поразилась Марина. – О трупе, конечно. О том, в пруду.
– А есть еще какой-то?
– Что?
– Труп.
– Нет, – удивилась Марина. – больше нет. По крайней мере я ничего не слышала.
– А почему вы думаете, что о трупе? Про труп не было ни слова.
– Она сказала – «видишь, что творится» и еще «я не могу с тобой встречаться после того, что ты сделал»! О чем это, по-вашему?
– По-моему, это может быть о чем угодно.
Кретин. Самый натуральный.
– Тайно, в каких-то кустах, – продолжала Марина, – с кем она могла там встречаться?
Федор затянулся – оранжевый отблеск сигареты осветил его подбородок, растекся по вылезшей к вечеру светлой щетине.
– С поклонником? – предположил он.
– Ночью, в кустах, с поклонником?! Она что, мусульманская жена? И ее за измену могут закидать камнями на площади? Зачем ей встречаться с поклонником ночью в кустах?!
– Не знаю, – признался Федор Тучков.
– Она из Москвы, значит, и поклонник должен быть оттуда! Отсюда до Москвы на поезде сутки ехать. Вы думаете, что он специально к ней на свидание сутки ехал? Или он местный? Из деревни?
– Не знаю.
Марина сосредоточенно посмотрела на него:
– Нет. Поклонник тут ни при чем. Дело в чем-то другом.
– Может, кофе еще выпьем? Или чаю? У меня есть чай в номере. Я могу принести, – предложил Федор, решительно не желая втягиваться в «детективные» разговоры.
Марина посмотрела в темную массу зелени. Сидеть на балконе было неуютно, казалось, что оттуда на нее кто-то смотрит. Она еще разок с опаской глянула вниз и вернулась в комнату. Федор Тучков притащился за ней и даже дверь на балкон прикрыл.
Внизу, из темноты кустов, за дверью внимательно наблюдали. Как только колыхнулась белая занавеска, приглушая оранжевый электрический свет, ветки затрещали, разошлись, и с той стороны, где плотная зелень почти упиралась в забор, выбралась темная фигура. Сетка забора затряслась, как будто даже столбы завибрировали, потом последовал тяжелый прыжок – и все стихло, только трещали цикады.
Пока Федор ходил за чаем, Марина думала, не рассказать ли ему про ту самую деталь. Не то чтобы она вдруг уверилась в его дедуктивных способностях, но ей очень захотелось поделиться хоть с кем- нибудь.
Два часа назад ей не хотелось ни с кем делиться, а теперь вот захотелось – потому что Сережа с Юлей на дорожке говорили непонятно о чем и еще потому что Вероника пряталась в кустах и тоже говорила непонятно и странно, даже зловеще.
Или просто ей так уж захотелось получить свое «настоящее приключение»?
Вернулся Тучков, принес три разноцветные чайные коробки.
– Это черный цейлонский, это зеленый, а это фруктовый, – обстоятельно объяснил он, выставляя коробки одну за другой на стол, – вы какой предпочитаете?
– Мне все равно.
Тут он полез в карман, порылся и конфузливо выложил рядом с разноцветной пирамидой здоровенный лимон.
– Лимончик, – тихо признался он и зарделся, – очень люблю с лимончиком!
Марина посмотрела на него с состраданием – грустно, когда мужчина такой кретин.
Наверное, бессмысленно с ним «делиться». А может, и нет. Может, как раз хорошо. Рассказать хочется, а он так глуп, что все равно ничего не поймет, будет только переспрашивать с наивным, заинтересованно глупым видом.
– Разрешите?
– Что?
– Разрешите мне ополоснуть чашки? После кофе.
Марина вздохнула:
– Разрешаю.
