– В чем дело, Алекс? – спросил он строго. – Что с тобой?
– Ничего! – Она чуть не плакала.
Не рассказывать же ему, что все это время она участвовала в неких чужих подковерных играх и это едва не стоило ей жизни. Она не могла его в это посвятить потому, что, во-первых, не доверяла ему, а во- вторых, боялась за него. Он мог вскипеть, сделать что-нибудь неосторожное и оказаться втянутым в совершенно ненужные ему русские разборки. Или – еще хуже! – он мог пойти в милицию, а то и просто испугаться и уехать…
Неужели мог бы? Неужели он мог бы испугаться и уехать?..
Он сидел в кресле, хмурый и напряженный, и о чем-то думал. И, как всегда, Александра не представляла, о чем.
Если бы она прочла сейчас его мысли, ее жизнь раз и навсегда стала бы в миллион раз легче и понятней…
– Охрана останется, – сказал он твердо. – По крайней мере, пока ты здесь и я могу быть с тобой только вечером.
– Не ищи ты никого, ради бога! – взмолилась она. – Мне совершенно это не нужно. Я не хочу никому мстить, Филипп. Тем более это обычное… хулиганство.
Он знал, что это не обычное хулиганство, но возражать не стал.
– И что это за больница? – продолжала она тоном сварливой жены, надеясь отвлечь его и не очень в это веря: он был очень упрям, как ишак, – Александра его уже знала. – Что это за шикарные апартаменты? Мое пребывание здесь не подорвет твой французский бюджет, распланированный на годы вперед? Имей в виду, я не смогу заплатить даже за ужин, который только что съела…
Ее хитрость удалась – он внезапно захохотал и пересел с кресла на край кровати.
Хорошо бы обнять ее и забраться к ней под толстое теплое одеяло. А потом рассказать, как однажды, еще в Сорбонне, он впервые влюбился, как ему казалось тогда, всерьез, и какие чудовищные глупости он совершал. Или спеть ей французскую песенку про трех медведей. Или сказать, как она ему нравится, даже с бинтами на всех видимых частях тела, даже в халате, делавшем ее похожей на какой-то забытый комедийный персонаж…
Он давным-давно ни в кого не влюблялся и был уверен, что не влюбится никогда, но он влюбился в Александру Потапову и осторожно радовался, что она – его жена.
Он давно готов был прожить с ней всю свою жизнь.
– Ты не слушаешь меня? – удивленно спросила Александра.
Он не просто не слушал, он не слышал ни слова.
– Обещай мне, что не будешь заниматься никакими поисками, – сказала она, глядя ему в глаза. – Слышишь, Филипп?
– Какими поисками? – уточнил он. Ему не хотелось давать ей пустых обещаний.
– Ах, господи, поисками человека, который напал на меня в подъезде, – сердясь, сказала Александра, уверенная, что он нарочно придуривается.
– А… – протянул Филипп. Поисками этого человека он и не собирался заниматься. Он был ему не нужен. – Да, да, могу тебе обещать, что не буду его искать. Обещаю.
Должно быть, последствия удара головой о ступеньки лестницы все-таки были серьезней, чем казалось на первый взгляд, потому что она отнеслась к его словам с полным доверием и успокоилась, решив, что Филипп не будет вообще ничего предпринимать.
– Звонили твои дамы, – сообщил он, поправляя ей волосы. – Я сказал, что ты здесь. Завтра они приедут.
Господи, как же она забыла!
Лада и Маша… Их нужно предупредить – пусть спрячутся, уедут куда-нибудь, хоть на время…
– Ты сказал им, что я… что меня…
– Я сказал им, что в подъезде на тебя напали хулиганы, – проговорил Филипп. – Что ты так разволновалась?
– Они точно завтра приедут? – спросила она с отчаянием.
– Вот телефон, – сказал Филипп. – Звони. Я тебе мешаю?
– Нет! – выпалила она. – Нет, что ты! Я так тебя ждала…
Это была истинная правда.
Как и когда так получилось, что он стал ей нужен, она не знала. Но это была правда, такая же очевидная, как то, что солнце давно село и за окнами до самого Северного моря лежала холодная, сверкающая звездами ночь.
Только бы не лез в ее дела. А то придется еще и его спасать…
– Я поеду, – сказал он, расстроенный тем, что она как-то сразу перестала о нем думать, будто его здесь и не было.
До чего же он испугался, когда нашел ее на лестнице. Он был уверен, что опоздал, и чуть не умер, дожидаясь «Скорой», и потом, когда она лежала на диване такая бледная и неживая…
– Ты завтра приедешь? – спросила Александра, с вожделением глядя на телефон.
– Да, – пообещал он, – конечно.