содержание малыша в специальном заведении. А вы просто написали отказную, и дело с концом. Младенца забрали в дом ребенка, ну уж конечно, не с вашей фамилией и не с фамилией Разлогова! Не дай бог, он стал бы его искать, и тогда хлопот не оберешься! Ваш Красавин вам помог, он человек влиятельный. Малыша увезли в Углич, а вы на деньги Разлогова спокойненько построили себе убежище под Смоленском, тихое гнездышко великой актрисы и звезды, и уезжали туда, когда вам хотелось от всех отдохнуть, да?
– Откуда?.. Откуда?..
– Мы подняли архивы, – железным голосом сказала Глафира. – Это не так трудно. В конце концов, о том, что у вас был ребенок, знали многие. Например, Ольга Красильченко, отличная журналистка и просто хороший человек. А дальше все просто. Она разыскала бумаги из роддома, в котором вы лежали, и выяснилось, что был такой мальчик по фамилии Савушкин. А это фамилия Веры Васильевны.
– Это ничего не меняет, – хрипло выговорила Марина. – Все равно. Мне все равно. Он умер моим мужем. И я свободна и богата.
– Он не умер, – поправила Глафира. – Вы просчитались. И уже никогда вы не будете свободной.
Она ринулась вон из квартиры, задыхаясь и трясясь, спотыкаясь, пробежала по лестнице, выскочила из подъезда и нос к носу столкнулась с Прохоровым.
Господи, за что мне это? Я больше не хочу. Я больше не могу. Я больше не выдержу.
– Глаша, мне нужно с тобой поговорить.
– Как ты меня нашел?
– Я… ехал за тобой. Ну какая разница, Глаша?!
Глафира нашарила в кармане брелок и открыла машину.
– Как поживает кошка Дженнифер?
– Что?
Глафира полезла в джип.
– Андрей, я не хочу с тобой разговаривать. Никогда. Ни о чем. У меня правда нет больше сил.
– Ты должна со мной поговорить, Глафира.
Она запустила двигатель. В горле саднило, и в глазах все странно плыло.
– Я тебе ничего не должна, Андрей. Я Дэну Столетову должна десять рублей, он мне на улице подал. – Прохоров вытаращил глаза. – Но мы с ним сами разберемся. Пока. Дженнифер привет передавай.
– Глафира!
– Если ты хочешь говорить про журнал, то это не ко мне, а к Разлогову. Вот он прилетит, поговори с ним. Может, он тебе его продаст?
– Как… прилетит? Откуда он прилетит, Глафира?!
Она махнула перчаткой куда-то в небо:
– Оттуда.
– Да ладно!
– Да точно тебе говорю! У Варьки на этот счет целая теория есть.
– Марк, ты в институте учился? Это называется, для необразованных, вероятностный процесс. Случайный.
– Это называется естественный отбор, Разлогов! Побеждает сильнейший.
– И что это значит?
– Это значит, что будет мальчик. Глафира после твоего феерического возвращения так раскисла, что…
– Ничего не понял, – признался Разлогов, выкручивая руль. – Ни слова. Какая теория-то?!
– Очень простая. Мне Варька уже полгода ее излагает. Побеждает сильнейший, понимаешь? Не кто больше денег зарабатывает и не тот, кто начальник, понимаешь? А тот, кто уверенней себя чувствует. Тот, кто в паре более… защищен. Тот, кто знает, что его никогда не бросят, не предадут и… В общем, тот, кто сильнее. Вот у нас с Варькой может быть только девочка. А у вас мальчик.
– Потому что ты ее никогда не бросишь и не предашь или потому, что она сильнее?
Волошин посмотрел с подозрением – не смеется ли. Разлогов был чрезвычайно серьезен.
– Хорошо, а у нас тогда почему мальчик?
– Да потому что Глафира совсем раскисла, говорю же! Висит у тебя на шее день и ночь.
– А мне это нравится.
– Очень хорошо. Но в данный момент ты победитель, а не она!
– Ахинея какая-то, – подумав, сказал Разлогов. – Заедем в школу, а? Глафира велела Вовку тоже привести.
– Заедем, – согласился Волошин.
Джип повернул в тесный, уставленный машинами переулок в центре старой Москвы и стал медленно пробираться к зданию школы.
– Как он? – спросил Волошин, разглядывая школу. – Привык?
– Привыкает потихоньку. В субботу пошли к Белоключевскому лошадей посмотреть, так он потом три часа рыдал, что жеребят держат в отдельном загоне. Он думал, что это такой лошадиный детский дом. Насилу мы его успокоили.
– А про мать не спрашивает? – осторожно поинтересовался Волошин.
– Глафира ему мать, – отрезал Разлогов, – и точка! И не хочу я больше вспоминать, Марк! Все. Только вперед.
– А ты не думал, что…
– Сто раз думал! И ничего не придумал. Доказать ничего нельзя. Вера умерла от сердечного приступа, как и я должен был, если бы тогда Глафира не подоспела! Мы заключили с Мариной соглашение. Я не пытаюсь ее посадить, а она не пытается испортить мне жизнь. Из Иркутска не выезжает, играет там в театре. Это я могу проконтролировать. И все. Правда, больше не хочу, Марк. – Он вдруг нацепил на нос темные очки. – Я хочу свою жизнь. Я слишком долго жил какой-то чужой.
– Ненастоящей, – подсказал Волошин.
– Ненастоящей, – согласился Разлогов, – театральной. А у меня жена, работа и полтора ребенка.
– Я думал, что для тебя самое главное – Марина. Я долго так думал! Я не понимал, что у вас за отношения с Глафирой! У тебя бабы, у нее мужики…
– У нее был только один, – поправил Разлогов. – И то потому что я… Я ее послал, вот она и пошла туда, куда я ее послал. То есть искать мужчину своей жизни. – Он как-то моментально вышел из себя. – Я никому не доверял после… Марины. Не мог и не хотел! Ну как же иначе?! Я все время подозревал Глафиру в том, что она тоже играет, а она всегда была настоящей, не театральной, понимаешь?! Только я не мог и не хотел в это верить!
– Что ты орешь?!
– Я не ору. Я говорю. Я думал, если буду правильно защищаться и больше никого и никогда не пущу в свою жизнь, у меня все как-нибудь наладится. А наладилось все только с Глафирой. Но я очень ее боялся. Я думал, что у нас вполне могут быть просто хорошие отношения, а любовь эту я видал в гробу! И когда я понял, что это она меня видала в гробу, а я ее люблю, на самом деле люблю, вот тогда я и решил, что пора завязывать с девицами и разводиться с Мариной… И вообще!.. Что ты пристал?! Я и так нервничаю.
– Смотри, вон один из твоих полутора детей!
– Вовка! – крикнул Разлогов в окно. – Давай сюда быстрей, здесь машинам стоять нельзя!
Маленький Разлогов подбежал и, деловито сопя, полез на заднее сиденье. Портфель он волочил за собой, и он никак не влезал в салон. Разлогов перегнулся и помог.
– Пап, а ты чего сам приехал?
– А мы сейчас с тобой и с мамой в больницу заедем.
– Ой, я не хочу, – перепугался маленький Разлогов. – Давай не поедем, а, пап?
– Мама просила нас приехать, – объяснил большой Разлогов. – Нам сегодня должны сказать, кто родится, мальчик или девочка.
Маленький Разлогов подумал немного.
– А может, жеребенок, пап? Они такие… волшебные!
«Волшебные» – это было Глафирино слово, и у Разлогова ни с того ни с сего защипало в носу.
– У людей рождаются мальчики или девочки, а жеребята у лошадей, – объяснил смеющийся Волошин. –
