«Никогда» – интересное слово. Под стать «вечности».
Он бы и помер ее мужем, в полной уверенности, что они «хорошо прожили», потому что чужая душа потемки! И лучше в них вообще не лезть, в эти потемки, особенно с фонарем, ибо чудовища, привычные к потемкам, пожрут тебя, как только ты к ним сунешься!
Его и пожрали чудовища. Его и его ребенка. А он даже не знал, мальчик там был или девочка!.. Не довелось узнать.
Самое главное в жизни, понял Максим Вавилов, это никакая не любовь, избави бог! Самое главное – это опыт, вот что он понял. Человек не может воспользоваться опытом тех, кто жил до него, шатался по миру и получал какой-то свой собственный, отдельный опыт. У человека есть шанс
Я не могу жить с людьми, потому что я теперь не понимаю, люди они или крокодилы. Я буду один, пока не научусь в этом разбираться. Может быть, этого не произойдет никогда, и, вероятно, именно поэтому личности посильнее меня ударялись в монашество и схимничество. Потому что они боялись крокодилов, что совершенно естественно для людей!.. Я никогда не смогу никому доверять, я все время буду ждать подвоха, и самых лучших из людей я стану подозревать в том, что они… крокодилы.
Интересно, свидетельница Екатерина Михайловна крокодил или просто дурочка? Или сильно напугана? Или не в себе? Впрочем, его это решительно не касается!..
В это самое время подбежал лейтенант Бобров, увлек его в сторону от свидетельницы и зашептал на ухо, что в палатке, ясное дело, никаких трупов не видали, и он, Бобров, проверил: из окошечка лавку, под которой лежал голый покойник, не видно. Зато гаишники возле палатки останавливались и брали жвачку, сушеного кальмара и пиво. Пива взяли четыре банки, по числу присутствующих в машине. Кальмаров взяли восемь пакетов, а жвачки несчитано, потому что им сдачу жвачкой дали. Десяток не было.
– При чем тут гаишники? – не понял Максим Вавилов.
– Да они на перекрестке стояли! – торжествующе заключил Бобров. – Они взяли пива и кальмаров и на перекрестке встали с радаром. Прямо под светофором. Потому что ночью светофор на мигалку переключается, и все летят, как на крыльях!
Гаишники, тупо подумал Максим Вавилов. На перекрестке стояли гаишники.
– Искать надо гаишников этих, – вслух сказал он. – Давай, Вова, звони, ищи их! Кто у нас район Сиреневого патрулирует? Четырнадцатый дивизион? Кто там у нас заправляет? Цветков? Давай, звони Цветкову!..
Значит, труп из машины вывалили где попало, потому что гаишники стояли на перекрестке, не ровен час, от скуки да с пивка могли остановить, проверочку произвести, а в салоне труп мужика голого в наручниках! Неувязочка получается, так ведь?!
Только куда его везли по Сиреневому? В область? Тут до области, как до Китая пешком! В глухие нежилые дворы? Тут отродясь таких не было, потому что район сплошь застроен пятиэтажками времен Никиты Сергеевича Хрущева, отца русской демократии и разоблачителя отца русской тирании! На помойку?
Где здесь большая помойка, Вавилов не знал. Впрочем, везти туда труп резону никакого нету. На помойке всегда кто-нибудь обретается – нищие, бомжи и бомжихи, пацаны из микрорайона, пьянчужка- бульдозерист, который третьего дня мусор бульдозером ровнял и заодно завел полезные знакомства, чтобы было с кем выпить-закусить. Вот он и притащился, и чекушку принес! Это только в американском кино показывают свалку, на которой пусто, и лишь горит одинокий фонарь, и совершаются кошмарные преступления, и остовы полусгнивших машин маячат на фоне звездного неба!
Неизвестно, что там, в Америке, а у нас помойка – центр жизни. Может быть, и не совсем привычной и не совсем гламурной, но жизни!..
Нужно опрашивать жильцов, может, Екатерина Михайловна не первая его обнаружила, но звонить никто не решился, а она решилась. Может, кто с собакой гулял, или с милой по телефону у окошка трепался, или маму до троллейбуса провожал! Надежды мало, но все же, все же…
Кроме того, внутренний голос подсказывал оперуполномоченному, что, даже если кто и заметил машину такую-то с номерами такими-то, ни к чему это не приведет. Машина наверняка в угоне, номера наверняка перебиты, и если это начало «серии» – пиши пропало!.. Накрылась премия в квартал!
И еще внутренний голос подсказывал ему, что все эти умопостроения хороши, если труп действительно привезли на машине, а не принесли на руках и не выволокли из подъезда, а такая вероятность есть! Нужно следы искать, а какие следы на асфальте! Хорошо было Шерлоку Холмсу, «шефу» британского сыска! Красная глина на ботинках покойника могла быть только с Риджен-стрит, где как раз начались строительные работы и недавно разобрали мостовую, значит, кэб преступник взял именно там!
– А когда вы меня отпустите? – прервал монолог его внутреннего голоса вопрос свидетельницы Екатерины Михайловны. – У меня завтра экзамен…
– Пока не могу отпустить, – сказал Максим Вавилов. – Пока вам придется побыть с нами, Екатерина Михайловна! А точно вы этого человека не знаете и никогда не видели?
– Я его не знаю, – отчеканила свидетельница. – Но я его видела. Около подъезда, совершенно мертвого. Я его увидела и позвонила вам.
– Шутить изволите? – поинтересовался Максим Вавилов.
– Да нет, – с досадой, которая ему понравилась, сказала она. – Я устала, у меня сил нет, и я… спать хочу. Можно я пойду домой? Я же никуда не денусь! Подъезд вы знаете, и, если вам понадобится что-то у меня спросить, в любую минуту сможете ко мне подняться. Квартира сто тридцать семь. Можно?
И он ее отпустил. Не должен был отпускать, но отпустил.
Квартира сто тридцать семь, чего проще!.. Он к ней поднимется, и она спросит, не хочет ли он кофе, и она будет варить этот кофе на тесной кухоньке, и вокруг не будет ни трупов, ни гаишников, ни ментов, ни федералов, никого.
И он с ней поговорит. Например, о том, что это за работа такая, на телевидении, чем они там занимаются? Может же он просто так с ней поговорить? Не думая о чудовищах в темноте?..
