– Ладно. Не сейчас. Сейчас действительно уже поздно, а у тебя… стресс.
– У меня не бывает стрессов, – пробормотала Кира.
То ли от вина, то ли от стресса, которого у нее не могло быть, она вдруг почувствовала, что сейчас упадет в обморок – постыдный дамский обморок в духе красавиц из романов, и Сергею придется вызывать «Скорую» и возиться с ней весь остаток ночи, а он с детства терпеть не мог врачей – боялся.
– Я… мне надо полежать, – сказала она медленно, чтобы он не понял, что она собирается упасть в обморок. – Я… пойду. Полежу.
И она пошла, и на середине дороги оказалось, что это он ведет ее, крепко придерживая под локоть, так что больно было костям.
– Пусти меня, – велела она, – я сама.
Руки и ноги сильно замерзли, как будто она долго сидела в снегу, дышалось тоже плохо, потому что этот чертов снег залепил горло и легкие, и внутри было холодно, очень холодно, и мысли были холодные, медленные и отвратительные, а потом их вовсе не стало, никаких.
Снега нет. Март кончается, и снег давно растаял.
Он растаял не только на улице, но и на Кириных руках и ногах, и замороженное горло отпустило, и стало тепло и легко, и она засмеялась во сне, потому что там наконец-то все стало на свои места, и, хотя она толком не поняла, что случилось, было ясно, что все хорошо.
Все хорошо… Все хорошо…
– Мама!!!
Откуда-то во сне взялся ее сын. Откуда он мог там взяться, Кира не знала – она ведь уложила его! Дала «Новопассит» и уложила.
– Мама!! Ты где?!
И тут она проснулась.
Утро, поняла она. Позднее.
Так, все ясно. Я опоздала на работу. Катастрофа. Конец света.
Однако оказалось, это еще не конец света. Конец света был впереди.
Она лежала на боку, прижатая спиной к кому-то, кто обнимал ее обеими руками и глубоко и беззвучно дышал. В панике она ощупала руки, как в игре с завязыванием глаз, и моментально поняла, чьи они. Она бы узнала их не то что с закрытыми глазами. Она узнала бы их, даже если бы неожиданно стала глухой, слепой и заодно потеряла обоняние и осязание.
Вот почему снег растаял так быстро! Никакой снег на свете, даже ледяной антарктический панцирь не выдержал бы температуры, которая возникала, когда ее обнимал муж.
Нет, бывший муж.
Он дышал ей в шею тепло и щекотно, как дышал много лет, и держал крепко, прижав спиной к себе, и тяжелые смуглые руки уверенно и спокойно лежали на ней, и именно поэтому она проспала остаток ночи без всяких кошмаров и чувствовала себя такой счастливой.
Господи, что это?.. Что это такое?! Это неправильно! Это неправильно от начала до конца!
Почему он… здесь?! Почему он с ней спит?!!
– Мама!! – надрывался за дверью Тим. – Мам, ты что, ушла, что ли?!
– Я не ушла, – пискнула Кира, – я еще не встала! Подожди, я сейчас!..
Это была большая ошибка. Ее сын, не страдающий никакими комплексами, радостно подбежал к двери – она слышала его приближающийся топот и зажмурилась – и распахнул ее.
– Здорово, мам! Слушай, а школу-то мы проспали… – Он замолчал на полуслове, рот у него открылся, глаза стали круглыми и блестящими, и он вдруг улыбнулся идиотской улыбкой человека, внезапно открывшего формулу счастья.
Кира застонала и сделала энергичное движение, пытаясь спихнуть с себя тяжелые руки, но не тут-то было. Бывший муж расслабленно хрюкнул, порылся носом в ее волосах и прижал еще крепче. Голыми ногами Кира чувствовала джинсовую шершавость – слава богу, хоть штаны не снял! – а под джинсами все было набухшим и твердым, как всегда по утрам. Кире внезапно стало жарко. Так жарко, что взмокла шея.
– Тим, сейчас же закрой дверь. Я встаю. Сколько времени?
– Полдесятого. Мам, а папа…
– Тим, я не хочу никаких разговоров!
Вот что теперь ей делать?!
Что было сил она вдавила локоть Сергею в ребра, и он опять хрюкнул, на этот раз обиженно.
– Тим, быстро ставь чайник! Черт побери, мне надо на работу! Тим, закрой дверь и умойся!
– Я давно умылся, – ответил он и ухмыльнулся, как щенок. – Мам, а папа…
– Тимка!!
– Да-да. Чайник. Сейчас, только не злись!
Он прикрыл дверь и некоторое время выжидал под ней, Кира слышала, как он сопит. Потом вдруг вскричал: «Йо-хо-хо!!» – и, дробно топая, умчался в сторону кухни.
