— Не говорите глупостей, — отрезала кондуктор. — Сейчас мимо третьего отделения проезжаем, я специально для вас остановку сделаю. Идите туда, возьмите милиционера — и за жульем. Поймаете, далеко не уйдут, — она протянула руку к веревке сигнального звонка.
Красное, потное лицо Дынника побелело.
— Погодите, не надо, — торопливо сказал он.
— То-есть как не надо? — удивился длинноносый пассажир. — Очень даже надо. Вы на мои слова насчет милиции, товарищ, не склоняйтесь, я так, со зла. Права у меня вчера отобрали за превышение скорости. А хулиганам спуска давать не следует. Если вам самому трудно, я помогу.
Придумать выход из внезапно сложившегося опасного положения Дынник не мог. В милиции спросят его документы, отправятся вместе с ним искать «хулиганов», наткнутся на извозчика. Ни за что нельзя итти в милицию! Как отделаться от чересчур участливых попутчиков? И нет сил встать, покинуть вагон. Кружится голова, дрожат ноги…
Собрав силы, Дынник поднялся, тихо выговорил пересохшими от ненависти губами:
— Умно вы говорите, оставлять такое дело нельзя, пойду заявлю.
— Помочь вам? — участливо спросил шофер.
— Нет, не надо, я один.
Дважды прозвенел звонок. Трамвай остановился.
— Что случилось, Тома? — спросил вагоновожатый, высунувшись из своей кабины.
— Пассажиру сойти требуется. Хулиганы его избили, он в милицию заявит, — ответила Тома.
Дынник тяжело спрыгнул с высокой ступеньки, медленно направился к дому, на который ему указали. Из окон вагонов трамвайного поезда на Дынника глядели по меньшей мере четыре десятка любопытных глаз. Каждый из пассажиров, тем более кондуктор, запомнит, сможет опознать в случае надобности. Проклятие!
До здания, в котором находилась милиция, от трамвайной линии было метров двести. Дынник остановился, стараясь оттянуть время, ожидая, пока тронется трамвай.
— Поехали! — скомандовала Тома.
Позванивая, красный поезд скрылся за поворотом.
Дынник немедленно зашагал в другую сторону — прочь от милиции.
Встречные удивленно оборачивались вслед Дыннику. Он понял, что должен немедленно найти убежище, в котором можно привести себя в порядок, отдохнуть. Иначе он в конце концов покажется кому- нибудь подозрительным, и его задержат.
А куда итти? В огромном городе, среди сотен тысяч людей он был одинок. Никому не может он открыться, никто не станет помогать ему. Каждый встречный: молодой майор с орденами на груди; худая, просто одетая женщина с кошелкой, из которой торчит рыбий хвост; парень в железнодорожной форме — любой из этих и других людей ненавидит, презирает Дынника.
Был ясный, солнечный день. В такую погоду сами собой прибавляются силы, становится легче на душе, каждой клеточкой существа своего чувствуешь радость бытия.
Но солнце светило не для предателя. Дынник чувствовал бы себя гораздо лучше в дождливую, хмурую ночь. Тогда бы он мог итти по улицам, закутавшись, не привлекая ничьего внимания. А сейчас он со злобой и страхом озирался вокруг, желая скорей покинуть людные, светлые улицы, внушавшие ему ужас, стремясь скорей спрятаться в тайной берлоге и, подобно раненому зверю, зализать раны.
Чисто звериный инстинкт привел Дынника за город, к пустынному морскому берегу. Кроме чаек, с жалобным писком нырявших в воду, здесь не было никого. Уныло шумел прибой. Бесформенным выступом нависала аспидно-серая скала. Между ее основанием и водой оставалась небольшая полоска грязноватого песка и гальки.
Дынник прошел под скалой, надеясь найти укромное место для отдыха. Он увидел квадратное отверстие в поперечнике больше метра и заглянул туда. Пещера. В ней сухо, чисто. В глубине ее темно. Оттуда тянет сыростью катакомб.
Один из укромных выходов к морю, которым пользовались контрабандисты. Таких лазеек много на побережье. Через них в тайные склады, расположенные на другом конце города, доставлялись грузы без бандеролей таможни. Это было давно. Теперь вряд ли известно о существовании пещеры, и лучшего места для отдыха не найти.
Дынник сполоснул лицо и руки в мере. В расщелинах скалы росла жесткая, режущая ладони трава. Разбросав травы на пол пещеры, он сделал себе подстилку и лег. Во время последней встречи Моро дал своему подручному маленькую по размерам, но большой взрывной силы гранату. «На всякий случай», — объяснил он. Теперь Дынник положил ее рядом с собой слева. Под правой рукой был заряженный «парабеллум», в кармане — запасные обоймы с патронами.
Дынник собирался лишь подремать, но бессонная ночь и волнения этого дня сделали свое дело. Незаметно для себя он заснул.
Спал Дынник чутко, вздрагивал, порой судорожно поднимал голову, дико оглядывался красными, воспаленными глазами и опять засыпал.
Очнулся он перед закатом. С сожалением вспомнил о разбитых в драке с Гречко часах. Посмотрел на запад и по солнцу определил: срок свидания с Моро приближается.
Дынник снова умылся, почистился и торопливо зашагал через окраину города к парку. Отдохнув, он чувствовал себя бодрее и, главное, спокойнее. Еще не все потеряно. Моро даст денег, можно уехать в другой город, переждать, пока уляжется суматоха, вызванная убийством Милетина и неудачным налетом на бюро. Об этом следует договориться с Моро. Откладывать отъезд нечего. Оставаться в Энске опасно.
Выйдя на аллею, Дынник увидел: снова неудача. Хотя он прибыл на свидание, опоздав всего на минуту-две, его начальник оказался не один. Рядом с ним сидела девушка.
…Ночь, прошедшая в тревоге для многих людей, оказалась беспокойной и для Аси, — но по другой причине. Расставшись с Иваном, девушка долго не могла уснуть. Она сидела у раскрытого окна, вдыхая ночной ветерок.
Ася полюбила впервые в жизни. Правда, еще в седьмом классе она считала себя влюбленной в известного киноартиста. Ребячество! Вспоминая теперь об этом, девушка смеялась.
Всегда строгая девушка, недотрога — звали ее сверстники, вдруг поймала себя на неожиданной мысли: ей хотелось, чтобы Бурлака поцеловал ее. Сделай он так, она бы рассердилась и, очевидно, даже поссорилась с Иваном, но наедине с собой девушка чувствовала обиду. А еще бывший партизан, разведчик! Трусишка.
Ася вдруг засмеялась, укоризненно покачала пушистой головкой и, разобрав постель, легла.
Утром, как всегда, она отправилась на занятия, а прямо из института побежала домой. Она ждала телефонного звонка Бурлаки, как они условились, в три часа, но телефон молчал. Молчал и в четыре, и в пять, и в шесть. Ася понимала: Ивана могли задержать дела, но в семь часов начала сердиться. Слишком важным событием в жизни стал вчерашний вечер, и она не могла представить себе, что Иван забудет о данном обещании. Он не думает об Асе? Она ждет, не отходя от телефона, волнуется, а он…
Чувствуя себя очень несчастной, Ася вышла на улицу и побрела в парк — к той аллее, где вчера гуляла с Иваном.
И первый, кого заметила Ася здесь, был Бурлака! Он сидел в штатском костюме на скамейке, оживленно болтая с красивой брюнеткой примерно Асиных лет.
Ася сумела овладеть собой и даже сохранила внешнее спокойствие, но только внешнее. В ней бушевали и обида, и злость, и стыд. Она затопталась на месте, не зная, как быть. Повернуть обратно? Глупо! Получится, будто она испугалась встречи с Бурлакой. Поздороваться с ним? Еще чего не хватало, здороваться! Пройти мимо, не замечая его? Пожалуй, самое правильное.
Вздернув маленький розовый подбородок, Ася решительным шагом двинулась мимо Ивана и его собеседницы.
Увидев Асю, Иван радостно вскочил, но девушка и бровью не повела в его сторону. Лицо ее было не холодно-непроницаемым, как ей хотелось, а просто обиженным.
Иван остановился в недоумении. Он хотел сказать что-то вслед Асе, но не находил слов. Нефедова, понявшая, в чем дело, кусала губы, едва удерживаясь от смеха.
Ася чувствовала: если Бурлака ее окликнет, она оглянется против воли, — не сможет не оглянуться.
