Измена генсека. Бегство из Европы

окно: «Все равно погода портится».

В Вайоминге Бейкер не считал происходящее «самым важным событием в нашей жизни». Его наблюдение за Москвой говорило ему, что противники перемен уже потеряли контроль над происходящим. «Они восстали СЛИШКОМ ПОЗДНО»¹³³.

Правда — обратите внимание — на следующий день Буш прислал нового посла Страуса в Москву. В заявлении президента нет слов типа «незаконный», нелегитимный, «неконституционный». Буш согласился с относительно мягкой оценкой — они сошлись как на главной характеристике, на термине «экстраконституционный» или «внеконституционный»¹³⁴. На следующее утро президент Буш поговорил по телефону с посланником Джеймсом Коллинзом, которому Джэк Мэтлок неделей ранее передал все посольские дела. Буш узнал, что Коллинз уже звонил Ельцину, который был полон решимости протестовать. Ему был передан анализ ЦРУ, относительно того, что переворот плохо подготовлен. (Лишь Брент Скаукрофт сомневался в анализе ЦРУ).

19 августа 1991 г. президент Буш выступил с заявлением: «Мы глубоко обеспокоены событиями последних часов в Советском Союзе и осуждаем внеконституционное обращение к силе»¹³⁵. Буш поддержал призыв Ельцина восстановить Горбачева во власти. Американский президент имел в своих руках лишь один инструмент воздействия на Советский Союз и не преминул им воспользоваться: он пообещал отложить экономическую помощь до тех пор, пока в Москве будут править неконституционными методами.

В то же время, в выступлении президента Буша-старшего, собственно, чувствуется уверенность в успехе переворота. Ясно было, что Вашингтон готов иметь дело с новыми московскими властями. О Горбачеве откровенно говорилось в прошедшем времени, выражалась надежда на то, что новые лидеры Кремля будут выполнять прежние советские обязательства. ГКЧП уловил позитив, и неоднократно передавал американское заявление в эфир.

На протяжении критического дня — 19 августа — президент Буш всячески избегал попыток звонить по телефону Ельцину, хотя тот через Коллинза передал такое пожелание¹³⁶. Буш был уверен, что Язов, Крючков и Павлов постараются остановить процесс распада Советского Союза, и сомнений особых в их действиях с американской стороны не выражалось. Не с этой стороны ждали от заговорщиков опасности.

Мэтлок призывал официальный Вашингтон во время российского переполоха признать суверенитет отдельных республик СССР. Он исходил из того, что министр обороны Язов уже пытался избежать исполнения ряда положений Договора об обычных вооруженных силах в Европе, а глава КГБ Крючков давал жесткую оценку роли ЦРУ в событиях последних лет, Павлов клеймил западных банкиров и западные правительства, создавшие Советскому Союзу невероятные сложности.

* * *

Но американцы сразу отметили вялость и непрофессионализм московских заговорщиков. Подготовка была никудышней, а отсутствие воли и решимости поразительными. Высокопоставленный сотрудник госдепартамента Деннис Росс говорит, что советское военное сообщество — как и общество в целом — «уже не монолит». Горбачевскими годами смуты военная каста уже разделена между собой по этническим и прочим разделительным линиям. Другой американский дипломат — Зеллик предложил обращаться с ГКЧП сурово. Если они укрепятся, то им все равно понадобится внешняя помощь, они простят первоначальную американскую жесткость.

Колин Пауэлл спал в форте Макнэйр, когда дежурный офицер сообщил: «В Москве переворот». Он более всего был обеспокоен судьбой «маленького чемоданчика», используя который, Янаев и Язов были в состоянии начать ядерную атаку против Северной Америки. Но разведывательные службы сообщили, что за последнее время не наблюдалось перемещения стратегических сил Советского Союза — его ракет, подводных лодок, бомбардировщиков. Пентагон несколько успокоился.

В ЦРУ Джордж Колт создал специальную группу наблюдения за событиями в Москве. Американские разведчики на протяжении уже нескольких месяцев знали о переутомлении Горбачева, поэтому сообщение о его болезни их не удивило. Разведка поставила правильный диагноз (который не сумел поставить в Москве Крючков): успех переворота будет зависеть от свободы и способности действовать Ельцина. Колт связался со Скаукрофтом.

ЦРУ пыталось приложить все силы, чтобы скрыть свое участие в советской политической жизни. Но Колт твердо потребовал от правительства поддержки Ельцина.

Фриц Эрмат снял информацию со спутников, что указало на некоторые перемещения советских войск и вооруженных сил КГБ. ЦРУ отметило, что заговорщики не сделали основательных приготовлений — не было массированных перемещений танков, армейских частей. Заговорщики не взяли под свой контроль основные коммуникации. Главное: не были арестованы вожди сепаратизма и основные противники режима. Эрмарт сказал своим сотрудникам: «Кажется, эти собаки не умеют лаять». В докладе президенту говорилось, что переворот «плохо подготовлен», что он полностью импровизирован. 45 процентов шансов за то, что в СССР создается политический тупик. 10 процентов за то, что в Кремле появится режим, похожий на андроповский. 45 процентов за то, что вся сила заговорщиков «уйдет в свисток».

В Белом доме, в Совете национальной безопасности, «сердцем» которого была т. н. Ситуационная комната, Хьюэтт дал суровую оценку любителям, столь неумело бросившимся к власти: «Эта группа не продержится у власти более месяца или двух. Они ничего не смогут сделать с экономикой. Они не могут переманить на свою сторону рабочих простыми обещаниями процветания в будущем. Приблизится экономический коллапс». Так горбачевское крушение национальной экономики привело к ситуации, когда даже выигрыш власти обрекал победителя.

* * *

Скаукрофт поехал к президенту в Кенебанкпорт. Одетый в темно-синий блейзэр, президент уже ждал советника в гостиной, и говорил с Джеймсом Коллинзом, высокопоставленным американским дипломатом в Москве. Тот вернулся из российского Белого дома, где Ельцин осудил переворот и назвал его организаторов предателями. В такое время Америка должна была иметь в Москве своего полномочного посла. Резонно, что из Кенебанкпорта последовал звонок в Дель Map, назначенному послом Роберту Страусу, прежнему председателю демократической партии. Нужно спешить к месту назначения — в Москву.

Несколько месяцев назад главным претендентом на пост посла в Москве был бывший посол в Сирии Эдвард Джереджян. Но Бессмертных спросил Бейкера в Кисловодске, может ли армянин вести себя объективно в условиях ухудшения отношений между Россией и Арменией, в ситуации войны между Арменией и Азербайджаном? Рассматривались кандидатуры Кондолизы Райе и Денниса Росса. Остановились на жителе Техаса Роберте Страусе. Горбачев воспринял это как занижение значимости Советского Союза. Относительно Страуса задавались вопросы, тот ли он человек, чтобы быть в данное время в Москве. Каков его российский опыт? Знает ли он русский язык? Проявляет ли интерес к СССР?

Между тем в Вашингтоне растет ожесточение в отношении ГКЧП. Во втором заявлении Буша переворот в Москве назван «неконституционным». На следующее утро президент Буш звонит Ельцину и устанавливает с ним непосредственный контакт. Но ГКЧП продолжает ретранслировать первое заявление Буша. Перепуганные заговорщики появились на экранах с трясущимися руками, не умеющие объяснить свои действия, запутавшиеся в детском обмане («Горбачев заболел» и т. п.). Они никого не смогли убедить в приемлемости своих действий. Группа перепуганных людей без руля и ветрил, без здравого смысла и мужской твердости, никак не смотрелась ответственным органом, взявшим на себя ответственность за судьбы страны. (В сравнении с ними заговорщики Октября 1917 г. были не меньше чем гении).

Робкий Янаев постоянно извинялся за свое присутствие и настаивал на временном характере ГКЧП. На вопрос о состоянии здоровья Горбачева у этих людей не было никакой версии. Хунта погибла, когда Янаев извиняющимся голосом пообещал, что «Горбачев скоро поправится». Ложь рядом со святым делом спасения отечества была нетерпима. Вручить свою судьбу в руки неосененных праведным гневом, лишенных таланта людей было просто невозможно. Не трепетная готовность жертвовать: «На том стою, и не могу иначе», а стылая вода пустых глаз, трусость в самом начале, отсутствие всякого мировидения, Жалкость потуг. Понимали ли эти люди, эти перепуганные бюрократы, что