никогда не смирится с переводом американских капиталов в зоны дешевой рабочей силы таким образом, что это, во-первых, заденет стратегические позиции США, во-вторых, негативно коснется прямых интересов американских производителей, рабочих их компаний — тех избирателей, которые раз в четыре года видят в президентских выборах альтернативу покорному сползанию к высокой безработице (когда рабочие места в массовом порядке начнут «эмигрировать»).
В наиболее индустриально развитом американском обществе к 2020 г. в производительной сфере будет занято значительно меньше 10 % общего населения. Эта высокооплачиваемая рабочая сила Америки категорически не заинтересована: а) в переводе американских средств и технологий в страны с дешевой рабочей силой; б) в допуске на богатый американский рынок конкурентоспособной продукции из стран, где государство помогает экспортерам и где издержки на производство значительно меньше американских.
6. Идеологи глобализации утверждают, что рынок ныне становится глобальным. В строгом смысле это не подтверждается фактами. Страны крупных экономических параметров остаются на удивление ориентированными на внутренние рынки. Скажем, невовлеченные во внешнюю торговлю и обмен отрасли и сектора американской промышленности охватывают 82 % работающих американцев[129]. В Соединенных Штатах «почти 90 % работающих заняты в экономике и в сфере услуг, которые предназначены для собственного потребления». В трех важнейших экономиках современности — США, ЕС и Японии — на экспорт идет лишь 12 % ВВП[130]. Страны Бенилюкса могут чрезвычайно критически зависеть от импорта и экспорта, но не гигантские экономические комплексы ведущих промышленных держав. Может ли хвост вилять собакой, может ли мощная — но не преобладающая — сфера ориентированного на экспорт производства навязывать свою волю всему обществу?
7. В политическом плане фактом является то, что торжество глобализма означает прежде всего историческое поражение левой части политического спектра практически в каждой стране. Левые политические партии еще могут побеждать на выборах и делегировать своих представителей в правительства. Но они уже не могут реализовывать левую политико-экономическую программу. В результате они попросту председательствуют при распродаже своих левых ценностей. И этот кризис левых взглядов и сил, судя по всему, надолго.
Критики глобализации. Критическое направление возглавили такие скептики, как американцы П. Хирст и У. Томпсон, которые в общем и целом считают глобализацию мифом, направленным на сокрытие конфронтационной реальности развития международной экономики, все более представляющей собой жестко сдерживаемый баланс сил трех региональных блоков — Северной Америки, Европы и Восточной Азии (в ареале которых национальные правительства сохраняют всю прежнюю мощь)[131]. Ведь глобализация не смягчает, а усиливает мировое неравенство. Силы рынка отнюдь не вырвались из-под контроля, они зависят от регулирующих правил национальных правительств. Новый, меньше ориентирующийся на государственную мощь мир можно найти лишь в воображении некритичных глобалистов. В реальной же жизни правительства вовсе не являются покорными жертвами интернационализации, они являются первостепенными по значимости ее творцами.
По мнению американцев Р. Кеохане и Дж. Ная, «вопреки ожиданиям теоретиков, информационная революция не децентрализовала мировую мощь и не уравняла государства между собой. Она оказала как раз противоположное воздействие»[132]. Процесс глобализации отнюдь не разрешает проблему существующего разительного глобального неравенства, он не размывает сложившейся к началу третьего тысячелетия иерархии богатства и бедности. Глобализация создает дополнительные возможности крупным производителям (чаще всего транснациональным корпорациям, которые, пользуясь феноменально разверзшимся рынком, укрепляют свои позиции) за счет менее крупных и менее приобщенных к современной науке и технологиям производственных коллективов во всех странах Земли. Этим, менее эффективным производителям грозит исчезновение с лица планеты. Не составляет большого труда уже сейчас назвать всемогущих чемпионов глобализации XXI века и ее деморализованных жертв.
По мнению американца Дж. Грея, «глобализация является ошибочным и вредным политическим проектом, оказывающим непомерное влияние на глобальные экономические и финансовые институты. Он отражает предпочтение творцов американской внешней политики»[133] . Слабые государства становятся жертвами — попадая под пресс глобализации, «национальные правительства начинают делить власть — политическую, социальную, военную — с кругами бизнеса, международными организациями, множеством групп граждан»[134] .
Скептики данного направления категорически отрицают производимую якобы глобализацией эрозию разделительных линий между Севером и Югом. Происходит очевидная маргинализация развивающихся стран — богатый Север, по существу, частично включает, а частично исключает из прогресса огромное большинство человечества. Факт перевода транснациональными корпорациями своих рабочих мест в районы более дешевой рабочей силы Юга преувеличен[135]. Эти критики глобализации подвергают сомнению многонациональность ТНК, они показывают, что всегда можно с легкостью определить национальную принадлежность и лояльность транснациональных корпораций[136]. В мире существует и закрепляется мировая иерархия, разительное неравенство, а не некая система всеобщего равенства доступа к информации, технологии и эффективности. Все чаще звучит мысль, что «будущее глобальной экономики, в которой только Соединенные Штаты и небольшая группа богатых получают преимущества, является внутренне нестабильным и с экономической, и с политической точек зрения»[137].
Четвертое направление критиков глобализации обращает внимание на внутренние проблемы самих лидеров глобализации, на то, что в странах-чемпионах возникают обширные зоны производства, которые самым непосредственным образом страдают от открытия границ конкурентам, способным производить сходные товары с меньшими издержками. В развитых странах уже размышляют над судьбой текстильной промышленности, «дымных» отраслей промышленности, на наших глазах перемещающихся в зоны, где защита окружающей среды уступает инстинкту дарвиновского выживания, уже создается организованное сопротивление. В таких странах, как Соединенные Штаты, становится очевидным, что, игра по правилам глобализации окупаема далеко не для всех производителей, не для всех членов общества.
В новой — глобальной экономике миллионы эффективно работающих опускаются на дно общества из-за распада традиционных экономических систем и уменьшения возможностей правительств их государств помочь им. Они остаются один на один с социальными пертурбациями, несущими несчастья вплоть до голода и болезней. Эти лишившиеся работы парии глобализированного мира будут вынуждены мигрировать, предлагать свою работу на любых условиях, приносить в жертву будущее своих детей, опускаясь в страшный мир отчаянного самовыживания. Речь в данном случае идет и о развивающихся, и о развитых странах. Глобализации, строго говоря, безразличен политический строй данной страны, лишь бы стабильность, предсказуемость, транспарентность помогали видеть возможности и опасности массового приложения капитала. «Сигнал, получаемый всеми правительствами, ясен: подчинитесь или страдайте», — приходит к выводу К. Уолте[138].
Глобализация встречает отчаянное сопротивление самых разных сил — религиозных фундаменталистов, профессиональных союзов, культурных традиционалистов. В городах, где происходили все встречи «большой восьмерки» (в Сиэтле в 1999 году, на Окинаве в 2000 году, в Генуе в 2001 году, в Монтеррее в 2002 году) тысячи протестующих стремились выразить свое несогласие с тем, что им видится тупиком общественно-политической мысли, отходом от цивилизации и гуманизма в джунгли первоначального накопления.
Пятое критическое направление возглавляется Ягдишем Багвати из Колумбийского университета (Нью-Йорк), Полом Крюгманом из Массачусетского технологического института и главным экономистом Мирового банка Джозефом Стиглицем (в эту группу входит и Г. Киссинджер), которые считают, что следует стремиться к системе свободного рынка для товаров, но не
