Потребители и сторонники охраны окружающей среды в Европе напрочь отвергли подвергшиеся генетическому воздействию виды растений, исходящие в основном из США, как опасные для человеческого здоровья и благополучия окружающей среды.
Критики вторжения в тайную мастерскую живой природы требуют жесткого обозначения тех товаров и продуктов, которые подверглись указанному воздействию. 72 % всей земли, засаженной семенами подвергшихся генетической обработке растений, находятся в США, 17 % в Аргентине и 10 % в Канаде. На девять других стран, чьи ученые так или иначе имели дело с современной генной инженерией, — Китай, Австралия, Южная Африка, Мексика, Испания, Франция, Португалия, Румыния, Украина, — приходится только один процент. Лишь несколько ферм во Франции, Испании и Португалии сеют генетически обработанные семена[210].
«Гринпис» использует термин «дьявольские химикаты». В Британии принц Чарлз и певец Пол Маккартни выразили возмущение насилием над природой. Во Франции коалиция фермеров, профсоюзов, защитников окружающей среды и левых сил борется не только с GM (генетически измененными) продуктами, но и с сетью «Макдоналдса», «Кока-Колой» и другими «потенциально опасными» учреждениями. В результате отступления теоретических социальных мечтаний и восстания «зеленых» с их критикой некритического приложения науки произошел кризис модернизма, что имеет — и будет иметь невероятные по важности последствия.
По мнению советника американского сената М. Гленнона, «замена прежней легальной системы набором расплывчатых, неотчетливо выраженных, спонтанных мер представляет значительную опасность… Не принимая решения, предлагаемые НАТО и Соединенными Штатами, критическая масса наций может начать противодействие»[213]. Существующие институты в XXI в. могут не выдержать революционных перемен[214], создавая предпосылки глобального хаоса.
При всей расплывчатости процесса массового национального самоопределения ярость его ревнителей неустанно несет в наш мир смертоносный хаос. Украшение мира — его многоликость — становится смертельно опасной. Напомним, что в начале третьего тысячелетия в мире насчитывалось 185 независимых стран, но при этом более
«Аграрные общества, — пишут Алвин и Хайди Тофлер, — стараются завершить свою индустриализацию, попадая в тенета национального строительства. Бывшие советские республики, такие как Украина, Эстония или Грузия, отчаянно настаивают на самоопределении и требуют исторически вчерашних атрибутов современности — флагов, армий, денежных единиц, которые характерны для прошедшей индустриальной эры. Многим в высокотехнологичном мире трудно понять мотивацию ультранационалистов… Для националистов немыслимо, что другие страны позволяют субъектам извне вторгаться в сферу их предположительно священной независимости. Но этого требует глобализация бизнеса и финансов… В то время когда поэты и интеллектуалы отсталых регионов пишут национальные гимны, поэты и интеллектуалы современности воспевают достоинства мира без границ. В результате коллизии, отражающие резко отличающиеся по потребностям нужды двух радикально противоположных цивилизаций могут спровоцировать самое страшное кровопролитие в будущем»[216] .
На государства воздействует донациональный трайбализм, часто рядящийся в национальные движения. Американский исследователь М. Каплан предсказывает мир состоящим из множества сомали, руанд, Либерии, босний и ираков, мир, в котором правительства часто отданы на милость картелям наркоторговцев, криминальным организациям, террористическим кланам. Мир XXI века Каплан представляет «большой Африкой»[217]. От академических ученых чувство опасности передается политикам. Госсекретарь США У. Кристофер предупредил комитет по международным отношениям: «Если мы не найдем способа заставить различные этнические группы жить в одной стране… то вместо нынешних сотни с лишним государств мы будем иметь 5000 стран» [218].
Реализация их права на самоопределение грозит поставить мир на порог грандиозного катаклизма, о котором весьма авторитетные специалисты уже сейчас говорят, что его не избежать: «В двадцатом веке спокойствие в международных отношениях зависело от мирного сосуществования суверенных государств, каждое из которых по своему оправдывало свою легитимность. В двадцать первом веке речь пойдет о мирном сосуществовании между нациями
Пока же в Косове, на Восточном Тиморе и более всего в Месопотамии вместо разрешения конфликтов посредством достижения компромисса предпринимается интервенция международных сил. Соединенные Штаты, НАТО, Организация Объединенных Наций и Австралия вмешались в этнический и социокультурный конфликт, убедив сами себя, что все прочие методы исчерпаны, игнорируя ООН, мнение большинства мирового населения.
Ослабление роли и потенциала государства приведет в новом веке к этническим конфликтам нового качества и размаха. Прежние крупномасштабные войны того типа, что велись многочисленными и заранее экипированными армиями, которые могли создавать лишь мощные государства, уходят с исторического поля действия. Ныне ведение таких войн менее реально, чем когда бы то ни было за последние два столетия[220]. Но «мало признаков того, что мощные государства-члены проявят хоть какое-то намерение изменить иерархическую структуру, на которой традиционно базируется международный порядок, даже если эта иерархия не сможет послужить разрешением все более сложных вызовов порядку в «глобализирующемся мире»[221]. Все более очевидным становится факт перехода войны в ее партизанскую форму, в форму жестокого тлеющего конфликта, где восставшая сторона успешно уходит от генерального сражения.
