Новый мировой порядок

«космополитических» средств массовой информации, что оставляет шанс не только размежеванию основных цивилизаций, но и их взаимообогащающему сближению. Создается определенная возможность формирования целых областей, где не будет доминирующего цивилизационного кода, где смешение рас, языков, обычаев и традиций взойдет на более высокий уровень, характеризуемый неприятием цивилизационного самоутверждения. Окрашенные культурной терпимостью области, по мнению культуролога Э. Смита, «могут служить в качестве моделей в долговременной перспективе для все более широкого межконтинентального сближения»[517].

Глобальная культура будет оказывать свое воздействие на нескольких уровнях одновременно — как высококачественный культурный продукт, как пользователь денационализированных этнических и народных мотивов, как серия генерализированных гуманитарных ценностей и интересов, как унифицированный научный дискурс. Феноменальный рост коммуникационных возможностей создает предпосылки широчайшего воздействия «лучшего против своего».

Глобальная культура будет неизбежно походить на доминирующие культуры прошлого. Нет ничего нового в распространении чужих культурных ценностей в гордящихся своим своеобразием ареалах. Греко- македонская культура была чрезвычайно успешно распространена на весь Древний Ближний Восток. Культура Древнего Рима столь же успешно и надолго распространилась по всему Средиземноморью.

Восприимчивости нового сегодняшнего космополитического кода может способствовать то обстоятельство, что «сегодняшняя возникающая глобальная культура не привязана ни к определенному месту, ни к четко ограниченному историческому периоду. Создается подлинная смесь идущего отовсюду и ниоткуда, рожденная на современных колесницах глобальных телекоммуникационных систем… Эклектическая, универсальная, безвременная и техническая, глобальная культура будет преимущественно «сконструированной» культурой, окончательным и наиболее распространяемым из человеческих конструктов эры освобождения человека и его возобладания над природой, и не следует забывать, что «нация» это тоже всего лишь конструкт»[518].

Если существует общечеловеческое воображение, если проявляют себя общечеловеческие ценности, то почему должен быть бессильным перед потоком культурного цивилизационного самоутверждения человек, могущий иметь самые различные кровно-культурное наследие и привязанности? Почему голос одной цивилизации должен нейтрализовать общечеловеческое?

Есть надежда и на то, что межцивилизационным столкновениям воспрепятствует взаимная вражда стран одной и той же цивилизации. На протяжении многих столетий международная система держится на суверенности отдельных государств, почему же эта суверенность должна в определении своей судьбы в будущем уступить место цивилизационной дисциплине, встать на путь внутрицивилизационного сближения? Так ли легко государства расстаются со своим суверенитетом? Сейчас и в будущем критически важна национальная (в пику цивилизационной) самоидентификация — надежный внутренний цемент государств как подлинных субъектов международных отношений. Именно национальная идентичность способна затормозить силовое цивилизационное самоутверждение. Главным аргументом против первенства цивилизационного фактора является указание на то, что суверенная нация способна ненавидеть цивилизационного соседа не меньше, чем представителя далекой иной цивилизации.

Наиболее устойчивыми перед ударами истории и соблазнами цивилизации оказались не глобально- цивилизационные явления культуры, а ценности, основанные на трех компонентах единого опыта:

— ощущение продолжения опыта наследующими друг друга поколениями;

— общая память об особых событиях и исторических персонажах, знаменующих собой поворотные пункты коллективной истории;

— чувство общей судьбы у тех, кто разделяет единый опыт.

На нынешнем этапе наиболее мощно эти три элемента проявляются у наций. Как пишет Э. Смит, «упрямым фактом является то, что национальные культуры являются особенными, привязанными ко времени и экспрессивными… Можно, конечно, «изобрести», даже произвести традиции как готовый продукт, служащий интересам особого класса или этноса. Но все это может выжить и процвести только лишь как часть репертуара национальной культуры» [519]. С точки зрения большого числа культурологов национальная объединительная сила может стать самым серьезным препятствием на пути колоссальных центростремительных сдвигов внутри огромных цивилизаций.

Так было на протяжении всей истории: конфликты внутри цивилизаций не менее яростны и часты, чем столкновения меж-цивилизационного характера.

Итак, окончание битвы идеологий открыло базовые разногласия, производные от различных традиций, прошлого, культуры, языка, религии, этических норм, обратило к исходным ценностям, к родовым обычаям, к религиозным устоям, к патетике прежних ценностей, поколебленных могучим ростом Запада в XVI–XX вв. Впервые в Новое время мир стал отчетливо многоцивилизационным, западные ценности перестали видеться универсальными, а модернизация перестала быть синонимом вестернизации. Сразу же встал вопрос о степени обязательности вестернизации в процессе модернизации. И ответ на него перестал быть однозначным.

Сами западные исследователи приходят к выводу, что, «если на ранней стадии перемен вестернизация способствует модернизации, то на последующих фазах модернизация вызывает девестернизацию и подъем автохтонной культуры — увеличивает общую экономическую, военную и политическую мощь и способствует усилению веры данного народа в свою культуру, укрепляет его культурное самоутверждение»[520]. «Отлив истории» обнажил фундаментальную противоположность основных цивилизационных парадигм — западной, латиноамериканской, восточноевропейской, исламской, индуистской, китайской и японской. «Забывается» интеграция мирового хозяйства и культуры, упорно сохраняется межцивилизационная дистанция, образовывая непроходимые рубежи между столь сблизившимися благодаря телефону и самолету пространствами. На этих-то рубежах и будут протекать основные процессы XXI в.

Глава 13 МЕНЯЮЩИЙСЯ ОБЛИК АМЕРИКИ

Экстраполяция обозначенных в предшествующих главах факторов и тенденций создает пять основных сценариев будущего.

Хватит ли силы на век? Нет сомнения в том, что США будут играть важную роль при формировании международного порядка всего XXI века. Вашингтон может столкнуться с непрерывным ростом проблем при попытках уладить приемлемым способом взаимоотношения с Европой, Азией и Ближним Востоком и прочими регионами при отсутствии единой всеобщей угрозы, создающей основу для достижения консенсуса. Но, хотя впереди ждут серьезные трудности, США по-прежнему будут пользоваться колоссальными преимуществами, сохраняя лидерство в широчайшем спектре вопросов: экономических, технологических, политических и военных, на которое в 2020 и даже 2050 году еще не сможет претендовать ни одно другое государство. Основываясь на передовой военной технологии, в обозримом будущем Америка продолжит стремительный рывок, ее армия и флот получат возможность наносить удар по любому противнику в любом месте земного шара в любой момент с исключительной точностью, причем в подавляющем большинстве случаев противник узнает о нанесенном по нему ударе в момент самого удара. Все большую роль станут играть наземные и летающие боевые роботы. Военнослужащие получат обмундирование, созданное на основе нанотехнологий, делающее их неуязвимыми от огня стрелкового оружия, залечивающее раны, позволяющее перепрыгивать через стены высотой несколько метров и невидимое в инфракрасном и даже оптическом диапазоне. Каждый солдат будет иметь индивидуальный компьютер, космическую систему навигации и связи, а также личный БПЛА, позволяющий вести разведку. Такого бойца можно отправить и на войну иракского типа, поскольку риск гибели сводится к минимуму. Только в таком варианте возможно существование наемной армии, если ее целью является участие в реальных войнах.

Возможность гегемонии. Прогноз большинства футурологов в отношении