Правда об Ираке или Битва в Месопотамии

предложено согласиться с игнорированием Соединенными Штатами Международного уголовного суда; Германия и Франция подверглись давлению вследствие их негативной реакции на американское вторжение в Ирак; киотский протокол был отвергнут.

Ценность упреждающего удара

«Доктрина Буша» вызвала зримое противодействие в самих Соединенных Штатах. Тридцать два видных американских политолога (в основном представители школы «политического реализма») выступили в газете «Нью-Йорк Таймс» с возражениями против «безрассудной», с их точки зрения, доктринальной догмы неоконсерваторов[104]. И немедленно получили в ответ обвинения в отрыве от реальности, в благодушествовании в то время, когда над Западом нависает смертельная угроза. Такое обвинение – первый «козырь» неоконсерваторов; а второй – это то, что в современном мире, где господствует феноменальная военная мощь США, создать антиамериканский союз попросту невозможно. Самоубийственно.

Правы ли «неоконы» с их предупреждающими, предвосхищающими ударами? Политолог Джек Снайдер размышляет на эту тему так: «Это правда, что малые государства-изгои и им подобные не могут собственными силами создать контрбаланс американской мощи в традиционном понимании этого понятия. Справедливо и то, что такие страны – потенциальные противники, как Россия и Китай, так сказать, „устали“ от противостояния американцам и их военным экспедициям. Но, если даже несравненная мощь Америки понижает вероятие создания традиционного союза-контрбаланса, уже сами американские действия создают некий функциональный эквивалент такого союза. Предшествующие расширяющиеся империи в конечном счете обнаруживали себя перенапряженными, даже если противостоящие альянсы создавались очень медленно. Например, хотя потенциальные жертвы Наполеона и Гитлера с большим трудом оформляли противостоящие коалиции, эти империи атаковали столь большое число оппонентов практически одновременно, что значительные союзы де факто в конечном счете обретали форму противостояния. Сегодня аналогичная форма перенапряжения – политического и военного – может найти себя, если страны посчитают американские усилия по предотвращению ядерного вооружения и стремление насадить демократию силой в мусульманские страны станет постоянным серьезным фактором»[105].

Говоря о «четверном согласии» Париж–Берлин–Москва–Пекин, отметим, что даже очень «малоотчетливый» союз против односторонних действий одной державы может оказаться мощным фактором международных отношений в условиях, когда огромное большинство мирового сообщества начинает видеть себя объектом чужеродной политики и потенциальной жертвой этой политики. Вьетнам и Алжир в 1960-х годах возобладали над значительно более мощными странами- противниками. Палестина может не возобладать, но стоимость совладания с нею становится грандиозной, труднопереносимой. И мир ожесточенных не может в этих условиях не смотреть на потенциальные источники оружия массового поражения как средства своего рода баланса. Очень опасный поворот событий. У всех наблюдателей возникает общий вопрос, способны ли такие руководители, как команда Дж. Буша-мл., на трезвый отход от гегемонии в случае непредвиденных препятствий, когда очередные – Иран, КНДР (и далее по списку) члены «оси зла» – введут Вашингтон в клинч с историей, с конечностью собственных ресурсов, с неготовностью американского населения нести жертвы в условиях малоубедительного их трактования? Отметим несколько наиболее важных моментов, ставящих под сомнение «доктрину Буша».

1. Классическим примером предвосхищающего удара является хорошо известный «план Шлиффена», тщательно обосновавший необходимость такого удара по Франции и детально разработавший такой удар через Бельгию. При всей изощренности этого плана, он, по сути, бросает вызов здравому смыслу. Оборона всегда обходится дешевле, чем наступление на неведомое большое. Представьте сегодня Соединенные Штаты, периодически наносящие удары по пятимиллиардной периферии мира. Только убежденный враг Америки мог бы посоветовать ей встать на этот путь, где ей придется озираться без конца и края, тратя свои конечные ресурсы.

2. Гораздо реалистичнее представить себе Северную Корею, применяющую ядерное оружие. Не в слепой ярости наносящую удар по Сеулу, а в беспросветном отчаянии столкнувшуюся со сверхмогущественными Соединенными Штатами, пожелавшими изменить политический режим в Пхеньяне. Именно превентивное наступление вооруженных сил США, как видится, скорее всего прочего, могло бы вызвать то, чего по понятным причинам опасаются и боятся в США.

3. Доктрина «превентивной агрессии», помимо прочего, страшна тем, что превращает потенциального противника в неотвратимо реального. При этом государства – потенциальные члены антиамериканского союза невольно подталкиваются к формированию такого союза. И делают это быстрее и эффективнее из-за страха встретить американский удар в одиночку.

4. Американское руководство не может бесконечно использовать логику, исходящую из положения, что «показать слабину» для Америки смертельно опасно: «Если мы не покажем готовность приложить силу в данном конкретном случае, то доверие к нам в мире падет до нуля»[106] . Исторический опыт не может не подсказывать американцам, что именно на этом основании (плюс «доктрина домино») им объясняли важность борьбы с Вьетконгом, с вьетнамским сопротивлением: что, мол, если уступить во Вьетнаме, то падет весь Индокитай, за ним неизбежен переход на противоположную американцам сторону Таиланда, Малайзии и Индонезии; а за ними и коммунизация всей Азии. Нельзя же верить бесконечно в надуманное «падающее домино»?

5. Титаны дипломатии стремились поставить своего противника в положение «первого атакующего», чем выигрывали в глазах общественного мнения. Надо ли вызывать тень великого Бисмарка, чтобы напомнить, что он находился под постоянным давлением своих генералов, жаждавших получить приказ выступать. Бисмарк же назвал превентивную войну чем-то «похожим на совершение самоубийства из-за страха смерти»[107]. Более импульсивные наследники канцлера Бисмарка бросили Германию в цепь авантюр, которая завершилась для этой страны двумя мировыми поражениями.

Многие критики видели в «доктрине Буша» опасный, фактически революционный подход – отступление от традиционного американского принципа после 1945 г.[108] Но радикальный аспект «доктрины Буша» заключается не в теоретической новизне, а в практике этой администрации.

Кто будет следующей жертвой американского желания «улучшить мир»? На протяжении 1990-х годов все более значительная часть республиканской партии стала говорить о необходимости крушения режима Саддама Хусейна. Речь идет о правых республиканцах во главе, прежде всего, с Чейни и Рамсфелдом. Они – а за ними в Послании конгрессу 29 января 2002 г. Буш – оформили доктрину и по логике этой доктрины создали «список» потенциальных жертв: Ирак, Иран, Северная Корея.

Глава пятая От Кабула к Багдаду

«Трансформация пришла 11 сентября. Нынешний президент – очень религиозен. Он воспринял как нечто уникальное, как поданное сверху то катастрофическое, что произошло 11 сентября, когда ему пришлось быть президентом. Он воспринял происшедшее как миссию, как его личную миссию расправиться с терроризмом».

Брент Скаукрофт

Разведка

Еще в августе 1995 г. американцы узнали от израильской разведки о доставке 115 гироскопов через Иорданию. ЦРУ немедленно выслало свою группу в Амман и перехватило приборы, столь нужные для ориентации ракетного удара. Часть груза была найдена на дне реки Тигр, куда его опустили иракские военные. В этом деле американцы чрезвычайно полагались на оппозицию Саддаму Хусейну в Ираке и за его пределами. В 1998 г. конгресс США провел выдвинутый президентом Клинтоном закон, который передавал 97 млн дол. в качестве помощи силам, противостоящим президенту Саддаму Хусейну.

4 ноября 2002 г. главой ближневосточного отдела ЦРУ стал Роберт Рихтер, ветеран разведки, расположившийся в Аммане. Быстро была создана Иракская оперативная группа, которой были приданы два полувоенных подразделения, готовые быстро попасть в Северный Ирак.

Во время встреч с Тенетом в Вашингтоне Рихтер понял, что дело обстоит серьезно и грянет война.