думаю, что я обязан сделать это».
Наступил момент, когда президент Буш спросил прямо: «Вы со мной в этом деле?» Это был тяжелый вопрос для военного генерала, который 12 лет воевал с режимом Саддама Хусейна. Вопрос высшей лояльности – и Пауэлл не имел альтернативы ответу: «Я сделаю все, что смогу». Как полагает Боб Вудвард, «возможно, президент боялся вопроса; возможно госсекретарь боялся ответа»[134]. Это была короткая, 12-минутная беседа. Буш всегда подчеркивал, что «это было время стресса». Заметим: среди друзей Пауэлл
Среди союзников Америки едва ли были более сервильные, чем поляки, возглавляемые президентом Квасневским. Им предназначался редкий государственный обед 14 января. Но даже Квасневский начал с того, что указал Бушу: «Уровень антиамериканизма в Европе чрезвычайно высок». Буш пообещал более яркое будущее: «Успех все изменит. После применения войск мы накормим народ Ирака. Но нужно действовать быстрее». При всей сервильности Квасневский не гарцевал на коне Костюшко. Он звучал скорее как Пауэлл: «Существует риск развала ООН. Что заменит ее?» На этот раз, с этим союзником президент Буш, собственно, ушел от спора, уходя на уровень межцивилизационных отношений: «Мы полагаем, что ислам, как и христианство, начнет развитие в направлении демократии».
15 января кабинет Буша в полном составе обсуждал продовольственную ситуацию в Ираке и программу помощи Ираку после войны, ответственным за которую были назначены Райс, ее заместитель Хедли и Эллиот Эбрамс. Обозначили пункты помощи, предлагалось значительно увеличить имеющиеся: 250 госпиталей, 5 медицинских колледжей, 20 военных госпиталей с 33 тысячами спальных мест и 9400 докторами. «Здесь есть возможность изменить представление о США», – сказал Буш.
А Россия, Франция и Германия еще верили в международную инспекцию и требовали, чтобы инспекторам Бликса были даны дополнительные возможности. Тем самым французы, немцы и русские постарались остановить войну. 20 января 2003 г. французский министр иностранных дел, поэт и историк Доминик де Вильпен объявил на пресс-конференции, последовавшей за заседанием Совета Безопасности ООН, что французы «не посчитают возможным ассоциировать себя с военной интервенцией, не поддерживаемой мировым сообществом»[135]. Через два дня президент Ширак подчеркнул ту же мысль при праздновании тридцатилетия франко-германского Елисейского договора.
Что там, за горизонтом
Начиная с конца ноября 2002 г. вторые лица – Маклафлин из ЦРУ, Либби от вице-президента, Вулфовиц из министерства обороны, Армитадж из государственного департамента работали над вопросами «перехода» – как сменить антиамериканскую власть в Ираке на проамериканскую.
Для Фрэнкса это была «фаза номер четыре». Рамсфелд отсылал на этот уровень Дугласа Фейта (фаворита Ричарда Перла), который справедливо считался самым откровенным сторонником удара по Ираку. Появление Фейта в офисе Хэдли ценили именно за то, что у него были идеи относительно того, что делать с Ираком после свержения Саддама Хусейна. При этом Фейт отводил главную роль генералу Фрэнксу (отчаянно не любившему его). Согласно директиве СНБ от 20 января 2003 г., создавался Отдел реконструкции и гуманитарной помощи (ОРХА). Читатель, запомни это сокращение.
Пауэлл назвал имена 75 своих дипломатов, говорящих по-арабски и способных проводить линию США внутри предполагаемо поверженного Ирака. Госдепартамент создал внушительный документ: «Будущее Ирака». Но самоуверенный Рамсфелд изгнал этих арабистов из Пентагона и на возмущенный вопрос Пауэлла ответил, что Ираком будут управлять люди, стремившиеся к войне, а не те, которые ей мешали. Эта самоуверенность дорого будет стоить Америке.
Везде создавали обобщающие документы. Белый дом выпустил исследование под названием «Аппарат лжи» – о системе пропаганды Саддама Хусейна. И о тех в мире, кому не нравилась американская политика в Ираке. По поводу этого документа заместитель госсекретаря Эрмитидж позвонил в Белый дом: «Этот документ ужасен. Я не стану его даже трогать». Тогда ему предложили выступить с собственным докладом. Эрмитидж согласился при условии, что никто не будет цензором его речи. 21 января 2003 г. заместитель госсекретаря вышел на подиум Американского института мира, созданного конгрессом: «Я искренне верю, что тысячи наших молодых военнослужащих не попадут в огонь Ирака. Мы в государственном департаменте стараемся избежать этого». Военная партия скрежетала зубами.
24 января генерал Фрэнкс представил свой план 5-11-16-125 дней министру Рамсфелду и начальнику Объединенного комитета начальников штабов генералу Майерсу. Рамсфелд приказал начать работу воздушного моста, резко увеличивая численность войск: 10 тыс., 15 тыс., 20 тыс. солдат. К середине марта предполагалось довести общий уровень наступающих сил до 140 тысяч. Критическая масса. Единственный среди военных, имеющий прямой доступ к президенту, Рамсфелд определил 22 февраля как день решения вопроса об определении даты начала войны.
Под давлением Белого дома ЦРУ создало 40-страничный доклад, посвященный ОМП в Ираке. Текст был самый сухой. Стив Хэдли и Скутер Либби поехали в Лэнгли с вопросами, на которые разведчики ответили письменно. По мнению Либби (человека Чейни), «ЦРУ доказало, что Саддам владеет ОМП и имеет серьезные связи с террористическими организациями». Либби все более полагался на иракского эмигранта Махмуда Челаби. Либби рассказывал всем желающим, что лидер «черного сентября» Мохаммед Атта встречался в Праге с представителями разведки Саддама Хусейна по меньшей мере четыре раза. Заметим, что все эти сведения
Чтобы мир поверил, президент Буш приказал обрисовать обстановку государственному секретарю Колину Пауэллу. Тот с великим сомнением просмотрел доклад Либби.
В Совете Безопасности Организации Объединенных Наций с великим вниманием слушали 27 января 2003 г. Ганса Бликса о первых двух месяцах работы международных инспекторов. Он был скептичен в отношении Ирака и никак не просаддамовски настроен. «Представляется, что Ирак не пришел к подлинному признанию – даже ныне – того, что от него требуется разоружение – только это может завоевать доверие всего мира и позволит Ираку жить в мире». Аргументы: Ирак произвел гораздо больше антракса, чем он признал. «Возможно, антракс в иракских хранилищах еще существует». У Бликса были вопросы относительно нервно-паралитического газа VX. На всех произвело впечатление то обстоятельство, что во время войны с Ираном – между 1983 и 1988 годами – иракские вооруженные силы сбросили на противника 19 500 бомб с химической начинкой. И все же в современном Ираке не производят химического оружия – инспекторы искали его тщательно.
Директор МАГАТЭ Мохаммед эль Бородай весьма четко объявил, что «мы не нашли доказательств производства Ираком ядерного оружия... В течение нескольких ближайших месяцев мы предоставим убедительные доказательства отсутствия у Ирака ядерной программы» [136]. Весьма недвусмысленное заявление, на которое в Вашингтоне предпочли закрыть глаза.
То было время больших колебаний. Более всего был уверен Чейни: еще немного, и Саддам сложит крылья. Но насколько можно верить Бликсу? Райс сказала, что вовсе не обязательно воспринимать слова Бликса как ложь. Он может заблуждаться. 27 января президент Буш посвятил треть своего «Послания о положении страны» Ираку, где «напомнил», что Саддам имеет 25 литров антракса, из которого можно произвести 38 тыс. литров токсина ботулинума, «достаточного для убийства миллионов людей».
А вот пик его речи: «Британское правительство узнало, что Саддам Хусейн недавно пытался обзавестись значительным количеством урана из Африки». (Напомним, что четырьмя месяцами ранее глава ЦРУ Тенет лично вычеркнул из предстоящей президентской речи в Цинцинатти предложение о том, что Багдад готовит ядерное оружие: тому не было серьезных доказательств. Сейчас же Тенет молчал. Впрочем, согласно тексту речи, Саддама обвиняли в ядерном строительстве
Встречаясь с премьером Италии Сильвио Берлускони, президент Буш сказал, что Ирак будет разоружен,
