суду за лихоимство и вымогательства. Это обстоятельство, как полагают некоторые историки, и послужило главной причиной организации заговора.
Консулами на 65 г, были избраны П. Автроний Пет и П. Корнелий Сулла, родственник диктатора. Однако вступить в должность им не пришлось: они были обвинены а подкупе избирателей и осуждены. На их место на вновь организованных выборах прошли те кандидаты, которые вначале не выдержали с ними соревнования, — Л. Аврелий Котта и Л. Манлий Торкват.
Тогда к готовящемуся заговору примкнули Автроний и Сулла. Был привлечен, как об этом сообщает Саллюстий, и некий Гней Пизон, «молодой человек знатного происхождения, отчаянной отваги, бедняк, развратник, непременный участник всех политических интриг» . И наконец, в заговоре якобы приняли участие Красс и Цезарь, причем первому была обещана диктатура, второму — должность начальника конницы, т. е. помощника диктатора.
Заговорщики намеревались 1 января 65 г., в день вступления консулов в должность, убить их на Капитолии во время торжественной процессии. Но Красс в назначенный день не явился, и потому Цезарь не подал условного знака — не спустил тогу с плеча . Саллюстий к этому добавляет, что, поскольку намерения заговорщиков получили огласку, покушение пришлось перенести на 5 февраля, но и в этот день оно не состоялось, на сей раз якобы из–за чрезмерной торопливости Катилины . Против заговорщиков как будто готовилось сенатское постановление, но оно было опротестовано трибунами . Более того, Гней Пизон, один из участников заговора, избранный уже квестором, получил назначение в Испанию даже с повышением: он был направлен туда на правах претора, в частности по рекомендации Красса . В этой связи Светоний сообщает совершенно невероятную, на наш взгляд, подробность о существовавшей якобы между Пизоном и Цезарем договоренности относительно того, что они одновременно поднимут мятеж: Цезарь — в Риме, Пизон — в провинции .
Мы так подробно остановились на рассказе об этом первом заговоре Катилины потому, что он менее известен, а также потому, что очень многие детали рассказа вызывают недоумение и даже ставят под вопрос его достоверность в целом.
Прежде всего нет достаточно серьезных оснований признавать участие в этом заговоре — если он вообще существовал — Цезаря и Красса. Об их участии ничего не говорят такие историки, как Саллюстий и Дион Кассий, хотя они знают о самом заговоре. Скорее всего это были лишь слухи и подозрения, возможно основанные на том, что существовала известная близость между Пизоном, с одной стороны, Цезарем и Крассом — с другой.
Что касается заговора в целом, то, очевидно, его опасность, его значение крайне преувеличены Саллюстием и Светонием. Ни Плутарх, ни Аппиан о нем не упоминают вовсе. Самое удивительное, что Цицерон фактически не использует этого дополнительного орудия в своей борьбе против Катилины. Его упоминания об этом первом заговоре весьма неопределенны, смутны, а один раз он прямо говорит, что, кроме молвы и подозрений, ему ничего более определенного относительно заговора не известно . Если считать, что намерения заговорщиков были именно таковы, как о них сообщают Саллюстий и Светоний, и заговор получил достаточно широкую огласку, то совершенно непонятны позиция сената, а также явно почетное назначение Пизона. Сенат, в котором ведущее положение тогда занимали такие деятели, как Катул, Катон, Бибул и другие, вовсе не был столь беззащитен и столь либерально настроен. И наконец, совершенно нелепа роль самого Катилины в этом заговоре: все те историки, которые про заговор рассказывают , совершенно не объясняют, что ему сулил успех предприятия, тогда как из их же сообщений известно, что именно было обещано Крассу, Цезарю, даже неудачливым консулам Автронию и Сулле. Получается, что роль Катилины, инициатора заговора, сводилась лишь к тому — как об этом упоминает один Саллюстий, да и то вскользь, — чтобы подать 5 февраля сигнал заговорщикам, чего он, кстати говоря, тоже не сумел сделать как полагалось и вовремя!
Но если участие Цезаря и Красса в этом странном заговоре скорее всего исключено, это еще не значит, что они не имели отношения к другим политическим авантюрам. Какая–то связь между ними и Пизоном, а также его миссией, безусловно, существовала. Транспадаиская клиентела Цезаря и его испанские связи тоже имели определенное значение. Недаром Красс как цензор пытался добиться распространения на транспаданцев гражданских прав. Однако его коллега Катул решительно этому воспротивился. Авантюра, связанная с Пизоном, остается для нас неясной: она слишком быстро завершилась неудачей — Пизон был убит. Неудачей окончилось и другое предприятие Цезаря, окончилось, строго говоря, даже не успев начаться. После смерти египетского царя Птолемея XI Александра, завещавшего якобы свое царство Риму, Цезарь пытался через трибунов и через комиции добиться посылки войск в Египет, а для себя — командования этими войсками. Проект не был осуществлен из–за противодействия сената, причем оппозицию проекту возглавил снова Катул.
Вскоре после этого, а как считает Светоний, даже в ответ на это Цезарь организовал новую демонстрацию в честь Мария. Он восстановил на Капитолии статую Мария и его трофеи, связанные с победами как над Югуртой, так и над кимврами и тевтонами. Поскольку трофеи в свое время были удалены по решению сената и комиции, то в сенате состоялось специальное обсуждение этого инцидента. Все тот же Катул, отец которого, кстати говоря, был убит по распоряжению Мария, заявил, что «Цезарь покушается теперь на государство уже не путем подкопа, но с осадными машинами» .
Восстановление трофеев было произведено Цезарем, видимо, после его эдилитета. Тогда (т. е. в 64 г.), председательствуя в суде по делам об убийствах, — поручение, которое обычно считалось промежуточным звеном между эдилитетом и претурой, — Цезарь добился обвинения двух сулланцев; Луция Лусция. и Луция Беллиена, нажившихся на казнях во время сулланских проскрипций. Последний был дядей Катилины. Между прочим, под этим судом оказался и сам Катилина: была сделана попытка привлечь его по обвинению в убийствах и за участие в проскрипциях . Однако он был оправдан, что дало основание опять, подозревать Цезаря, да и Красса в новой интриге — поддержке кандидатуры Катилины на ближайших консульских выборах .
Эти выборы окончились не совсем тем результатом, какого ожидали. Соревновалось семь кандидатов, из них наибольшими шансами располагали двое: Катилина и Гай Антоний. Неожиданный результат заключался в том, что Катилнна в связи со слухами о новом, подготовляемом им заговоре не прошел, а вместо него был избран отнюдь не представитель нобилитета, даже не уроженец Рима, т. е. «новичок», «выскочка» (homo novus) адвокат Марк Туллий Цицерон.
Если Цезарь и Красс действительно поддерживали кандидатуру Катилины, то здесь они потерпели поражение. Им определенно не везло: вскоре их ожидала еще одна неудача. В конце 64 г. народный трибун (и бывший марианец) П. Сервилий Рулл выступил с чрезвычайно широко задуманным проектом аграрного закона. Считалось, что за кулисами этой акции стоят опять– таки Цезарь и Красс. Во всяком случае на это весьма прозрачно намекал в одной из своих речей ярый противник закона новый консул Цицерон .
Законопроект Рулла предполагал наделение землей малоимущего населения, видимо, главным образом и в первую очередь городского люмпен–пролетариата. Речь шла о выведении колоний на территории самой Италии, но так как здесь неразделенных государственных земель (ager publicus) почти не оставалось, то Рулл не только хотел пустить под раздел еще уцелевшие земли в Кампании, но и предусматривал массовые закупки земли у италийских владельцев с их согласия и за полную стоимость. Огромные средства, которые были необходимы для этих закупок, предполагалось образовать путем распродажи земель в провинциях, а также за счет военной добычи Помпея.
Проведение закона в жизнь поручалось особой комиссии децемвиров. Этих децемвиров должны были избирать в трибутных комициях, причем не совсем обычным путем, а именно не во всех 35 трибах, но лишь в 17, назначенных по жребию. Таким образом, для избрания комиссии было достаточно большинства в 9 триб. Децемвиры избирались на пять лет, они пользовались большими правами и могли по своему усмотрению либо отчуждать земли, признанные ими государственными, либо оставлять их владельцам, назначив арендную плату.
Чрезвычайно существенным пунктом закона был тот, который гласил, что в состав комиссии децемвиров нельзя избирать лиц, не находящихся в данный момент в Риме. Этот пункт был явно направлен против Помпея, а вполне вероятное и, видимо, специально задуманное избрание в состав комиссии Цезаря и Красса давало им в руки огромную и реальную власть как раз перед возвращением Помпея с Востока.
Однако закон не прошел. В первый же день своего вступления в должность (т. е. 1 января 63 г.) консул Цицерон, решив, по его собственному выражению, «твердо держаться пути оптиматов» , обрушился на проект Рулла. Он произнес в общей сложности четыре речи, направленные против закона, выступая с ними и в сенате, и перед народом, и ему удалось добиться того, что законопроект даже не ставился на голосование, но был взят обратно самим Руллом. Конечно, основной причиной провала этой акции, видимо, следует считать тот факт, что городской плебс, давно оторвавшийся от земли, не проявил достаточной заинтересованности и не оказал необходимой поддержки начинанию Рулла.
Можно только удивляться той энергии и тому упорству, с каким Цезарь, несмотря на неудачи, вмешивается во все новые и новые политические интриги. Он выступает как свидетель обвинения на процессе о вымогательствах против Гая Кальпурния Пизона, бывшего в 67 г. консулом, а ныне только что вернувшегося из Галлии, где, кстати говоря, Пизон незаконно казнил одного транспаданца. Видимо, в это же время он принимает участие в другом процессе аналогичного характера. Правда, здесь он выступает в качестве защитника. Цезарь защищает знатного нумидийского юношу Масинту, которого царь Гиемпсал якобы несправедливо объявил своим данником. По уверению Светония, Цезарь вел защиту с такой горячностью, «что во время спора схватил царского сына Юбу за бороду» . Поскольку Светоний считает необходимым специально остановиться на этом инциденте, то, очевидно, он все же несколько выходил за рамки обычных норм римской судебной практики.
Несмотря на такую активность, оба выступления Цезаря — и в качестве обвинителя, и в качестве защитника — не принесли ему успеха. Пизона защищал Цицерон и без особого труда выиграл процесс. Что касается нумидийского юноши, то, поскольку дело было тоже проиграно, Цезарю пришлось его укрывать у себя, а затем тайно вывезти из Рима в своей свите, когда он отправлялся после претуры в Испанию. Но, проиграв в одном, Цезарь выиграл в другом, что, вероятно, ценилось в Риме гораздо более высоко: он показал себя безупречным, образцовым патроном, который горячо защищал своих подопечных и отстаивал их интересы .
Еще более громким, даже скандальным делом был процесс сенатора Гая Рабирия, начатый, вероятно, тоже по инициативе Цезаря. Официальным обвинителем выступил народный трибун Тит Лабиен, связанный с Цезарем со времени их совместного пребывания в Малой Азии в самом начале войны против Митридата . Рабирий обвинялся в убийстве известного трибуна Л. Аппулея Сатурнина.
Это убийство произошло в 100 г. до н. э., т. е., возможно, в год рождения самого Цезаря. Народный трибун Сатурнин и его сторонники были осаждены на Капитолии войсками Мария, который действовал на основании решения сената о чрезвычайном положении. Когда осажденные сдались, Марий гарантировал им жизнь и неприкосновенность. Тем не менее Сатурнин был убит. Тяжесть этого преступления усугублялась тем, что особа народного трибуна считалась священной и неприкосновенной.
Начиная теперь, в 63 г. (т. е. через тридцать с лишним лет после убийства), процесс против Рабирия, который был совершенно незначительной личностью, Тит Лабиен, а за его спиной Цезарь стремились нанести удар самой сенатской олигархии, скомпрометировав прежде всего право сената принимать решения о введении чрезвычайного положения. При этом была сделана попытка возродить почти отжившую процедуру суда за тягчайшие государственные преступления (perduellio). Поэтому дело Рабирия предварительно рассматривалось дуовирами. Ими были назначены Гай Юлий Цезарь и его родственник Луций Юлий Цезарь (консул 64 г.). Они оба вынесли обвиняемому смертный приговор.
Рабирий апеллировал к народу, и дело поступило в центуриатные комиции. Здесь его защищали самые знаменитые адвокаты — Квинт Гортензий и Цицерон. Но процесс Рабирия, по всей вероятности, не был доведен до конца. Претор Метелл Целер, который одновременно выполнял жреческие обязанности — он был авгуром, — повелел опустить знамя, водружавшееся во время комиций. Это фактически означало роспуск собрания. Процесс Рабирия затем не возобновлялся, и осуждение его, видимо, не состоялось .
Итак, еще одна политическая акция, предпринятая Цезарем, окончилась неудачей. Однако в самом недалеком будущем ему удалось взять реванш. В начале 63 г. умер верховный жрец (pontifex maximus) Квинт Метелл Пий, и в народном собрании должны были состояться выборы на эту почетную и имеющую немалый политический вес должность. Обычно ее занимали заслуженные и уважаемые консуляры. Цезарь выдвинул свою кандидатуру, что, конечно, выглядело явным вызовом, в особенности по отношению к двум другим претендентам. Ими были два авторитетнейших сенатора, два столпа правящей олигархии: уже известный нам Кв. Лутаций Катул и П. Сервилий Ватия Исаврийский.
Понимая, что, поскольку вопрос решается народным голосованием, исход борьбы неясен, и вместе с тем зная, насколько Цезарь опутан долгами, Катул, по слухам, предложил ему крупную взятку, дабы Цезарь добровольно снял свою кандидатуру. Однако тот решительно отказался, заявив, что будет продолжать борьбу даже в тем случае, если для этого придется взять в долг еще большую сумму. В день выборов, по словам его биографов, он, прощаясь со своей матерью, которая, видимо, продолжала сохранять живейший интерес ко всем политическим акциям своего сына, сказал: «Сегодня, мать, ты увидишь меня либо верховным жрецом, либо изгнанником». На выборах Цезарь одержал над своими соперниками блестящую победу: в их собственных трибах он собрал голосов больше, чем они оба во всех остальных трибах, вместе взятых. Сенсационный успех Цезаря внушил серьезные опасения правящим кругам .
Между тем общая ситуация чрезвычайно осложнилась. На консульских выборах на 62 г. Катилина снова выдвинул свою кандидатуру. С этого момента и начинается открытая борьба между Цицероном и Катилийой. Ход этой борьбы и все ее перипетии известны достаточно широко, и в данном случае нет необходимости останавливаться на них слишком подробно .
Перед самыми выборами обстановка оказалась настолько напряженной, что Цицерон получил возможность действовать более решительно. До сих пор, хотя и ходили по городу слухи о каких–то собраниях заговорщиков, на которых Катилина выступал с речами, провозглашая якобы отмену долгов и проскрипции богачей, но ничего явно противозаконного он еще не
