При одной мысли, что ее дорогой ребенок будет подвергаться такой ужасной опасности, что ему грозит, может быть, даже смерть, Эмилия не могла не протестовать.
Но Тони был неумолим, а потому, поручив свою малютку всем святым и обратившись к ним с молитвой, чтобы они спасли автомобиль от дурного глаза, Эмилия проводила взглядом машину, которая скрылась в облаке пыли, и отправилась на веранду продолжать прерванный отдых; к счастью, там уже находился лакей Мигуэль, который также предавался отдыху после трудов и помог ей забыть свою печаль, наигрывая на мандолине и сопровождая свою игру выразительными взглядами.
Между тем Тони и Долорес ехали в полном молчании; на Долорес было белое кисейное платье и большой белый платок, который, как вершина горы, поднимался над ее белым шелковым капором.
– Нравится тебе это? – спросил, наконец, Тони, когда они уже проехали около десятка миль; он перевел свой вопрос на природный язык Долорес, и она улыбнулась. Тони обнял весь этот белый комочек, и Дора начала смеяться, выпрямилась и положила свою ручку на громадный руль. Тони посадил ее к себе на колени, и Дора стала править.
Было жарко и тихо. Наконец, заметив сад, который, по-видимому, принадлежал нежилому дому, Тони остановил автомобиль и, держа Дору на одной руке, направился к железным воротам.
Дом, расположенный на высоте двух небольших террас, стоял в глубине сада; это было четырехугольное строение, выкрашенное в розовый цвет, который местами выгорел и стал лимонно- желтым; крыша, черная с белым, блестела на солнце. Дом казался совершенно пустым, и тропинки в саду быстро поросли травой.
Но террасы были очень красивы; с них каскадами спускались, как бархатные волны, розы различных оттенков, от ярко-красного до нежнейшего розового.
Тони вынул свою трубку и уселся под апельсиновым деревом.
Тут было бесконечно тихо; казалось, что на свете существуют только солнечное сияние, пчелы и розы.
– Мы с тобой будем часто приезжать сюда, – сказал он Доре. – Это будет наш волшебный сад, мы его открыли.
Он серьезно посмотрел на Дору, и она также взглянула на него широким довольным взглядом, которым смотрят дети, когда они любят и верят.
Тони не испытывал в общении с детьми той неловкости, которая так свойственна мужчинам; он нисколько не стеснялся, когда дело касалось детей; короче говоря, он принадлежал к тому разряду мужчин, которые любят детей, собак и лошадей, потому что они понимают его.
В его голове родились всевозможные планы насчет Доры, в то время как эта последняя всецело была поглощена игрою апельсинами. Усевшись у ног Тони, она с поразительной настойчивостью старалась попасть одним апельсином в другой, причем поле ее игры заключалось между ногами Тони, которые служили пограничными столбами.
Тони, как истый спортсмен, раскритиковал ее приемы; он стал учить ее тонкости хорошего удара и показал ей, как попадать в апельсин на более далеком расстоянии, внеся этим большой интерес в игру.
Дора тотчас согласилась; она устроилась поудобнее напротив Тони, на расстоянии двух шагов от него, и начала катать апельсин, как ей показал Тони.
– Чистый удар! – одобрил Тони, когда большой апельсин случайно попал, наконец, в цель. – Молодец, крошка!
Они оба с равным интересом погрузились в игру; у них был одинаковый спокойный характер, который так редко встречается в наш нервный век.
Когда катать руками им надоело, они попробовали заменить руки ногами, и результат получился удовлетворительный.
– Со временем я научу тебя играть в крикет, – сказал Тони во время игры, – и ездить верхом, и стрелять, а главное – ловить рыбу.
Чтобы дать понятие Доре об этом важном предмете, он даже вынул трубку изо рта.
– Рыбная ловля – вот это спорт, Дора! Как приятно выйти рано утром, дойти до реки, а потом стоять у воды, смотреть на тихую рябь, ждать, думать и чувствовать, что весь мир принадлежит тебе. А вечером, когда вдоль холмов поползут темные тени, зажгутся костры в лесу, возвращаться домой по густой, мягкой траве… Да, в ужении есть какая-то особая прелесть, поверь мне, малютка!
Дора, очевидно, поверила, так как тихо, но внятно повторила: «удить».
Для пылкого Тони этого было достаточно, чтобы прийти в восторг; что он почувствовал это, всегда будет служить анекдотом, доказывающим исключительную мудрость Доры. Очень довольные друг другом, они направились к автомобилю. Немного не дойдя до ворот, Тони остановился, вдруг услыхав голос, который звал его:
– А, Рекс! Наконец-то я нашел вас. Я узнал автомобиль; я ведь разыскивал вас.
Последовала пауза, в течение которой Тони взял Дору на руки и вышел из сада.
Встретив удивленный взгляд молодого человека, сидевшего в другом автомобиле, Тони сказал:
– Мы усыновили Дору. Дора, это твой дядя, Пан.
Паскаль Гревиль, бросив быстрый взгляд на Тони, наклонился, взял ручку Доры и с какой-то смешной торжественностью поднес ее к своим губам.
– Честное слово, Рекс, у тебя прекрасный вкус, – сказал он, подняв голову. – Поздравляю.
Тони что-то пробормотал, а потом сказал:
– Как ты очутился здесь? Я думал, на основании твоего письма к Фай, что тебе не удастся получить отпуск; значит, у тебя здесь какое-то особенное дело?
– О да, но с этим уже покончено. В Мадриде всегда так: сначала большой шум, мы оказываемся чуть не
