маленькими… Тут была и фотография Джервэза в полной парадной форме, когда он получил свой первый чин, и другая, относящаяся уже к гораздо более позднему времени. Он взял обе фотографии и стал их внимательно сравнивать. Его рот слегка подергивался… И вдруг он ясно понял то, чего не понимал раньше благодаря массе нахлынувших на него событий, — он понял, что ему придется приспособиться ко вновь создавшимся обстоятельствам! Он должен будет отказаться от многого, что считал раньше важным; он понимал, какие права имеет такой возраст, как возраст Филиппы. С этими правами ему придется считаться… Жизнь должна будет ускорить свое течение в Фонтелоне и здесь, в Лондоне…
— А почему бы и нет, почему бы нет? — произнес он вслух.
Что пользы в том, чтобы считать себя преждевременно старым, как делает большинство людей? Возраст в большой степени связан с вопросом веры в самого себя…
В это время вошла Камилла; он повернулся к ней с портретом в руках и спросил, продолжая свою мысль:
— Не правда ли, возраст зависит от веры в самого себя?
— Что касается женщины, — засмеялась Камилла, — то ее возраст, скорее, зависит от веры кого- нибудь другого.
Она подошла к нему, грациозная, стройная, ничего не подозревающая.
— Но почему вас так волнует ваш возраст? — Джервэз вдруг понял, что она ничего не знает.
— Разве вы не читаете газет? — спросил он, улыбаясь.
Он осмотрелся кругом, и его взгляд упал на «Ивнинг стандарт»… С несколько напряженной улыбкой он поднял газету и указал на свой собственный портрет на первой странице.
Камилла прочла краткую заметку и взглянула на приложенные к ней портреты Филиппы и Джервэза. Затем она обратилась к нему с едва-едва заметным колебанием:
— Какой ужас, я совсем не обратила внимания! Что вы подумали обо мне, дорогой Джервэз? По крайней мере, разрешите теперь искупить свое прегрешение. — Она протянула ему руку, которую он взял в свои. — Я желаю вам счастья, чтобы и теперь, и в будущем исполнились ваши самые заветные мечты.
Она ласково высвободила руку и продолжала:
— Вы уже давно помолвлены? Я, наверно, показалась вам невероятно бестактной? Я не понимаю, как я не заметила этого раньше.
— Дорогая моя, к счастью, мы пользовались, конечно, совершенно безобидной, но несколько раздражающей популярностью всего лишь один день. Я был в Марче, в имении Кардонов, провел там субботу и воскресенье, и там Филиппа, то есть мы решили — ну, словом, она согласилась выйти за меня замуж.
Камилла опять взяла газету:
— Я, наверное, ее уже видела. Она очаровательна, Джервэз!
Джервэз тоже взглянул через ее плечо. Он сказал с коротким смехом:
— Эти фотографии несколько напоминают июнь и декабрь, не правда ли?
— Сколько ей лет? — вместо ответа спросила Камилла.
Девятнадцать, — сухо ответил Джервэз.
— Какой очаровательной chatelaine <Владелица, хозяйка замка.> она будет в Фонтелоне. Вы должны заказать большому художнику ее портрет, Джервэз!
— Да, я так и хотел сделать, — с увлечением воскликнул Джервэз. — Честное слово, Камилла, на минуту фортуна улыбнулась и мне. Дом в городе нужно будет украсить, а в Фонтелоне перестроить западное крыло — таков уж обычай нашей семьи…
— Когда будет свадьба?
— Я надеюсь, до Рождества. Какой смысл откладывать?
— Конечно, никакого.
— Во всяком случае, я хотел бы не позже этого времени… А затем мы сможем поехать на юг, на неизбежную для нас Ривьеру, или в Египет. Возможно, в Африку, на юг Туниса, иди даже в Южную Америку. Мы там пробудем довольно долго. Филиппа никогда нигде не была. Подумайте, какое счастье показывать мир такой женщине, как она!
Его голос звучал пылко и вместе с тем очень нежно.
— Это будут исключительные переживания, — прошептала Камилла.
— И она страшно любит путешествовать. — Он схватился за высокую плиту камина. — Мне даже не верится, Камилла!.. Я бесконечно счастлив…
Вошел лакей со столиком.
— А, вот и наш обед за карточным столом! — засмеялась Камилла. — Или вы предпочитали бы по всем правила этикета?
— Нет, ни в коем случае. Так в тысячу раз приятнее, — запротестовал Джервэз.
Но когда стол был накрыт и лакей удалился, этот импровизированный пикник почему-то вышел вялым и неудачным. Чего-то не хватало. Камилла была любезной хозяйкой, много говорила, по крайней мере — задавала много вопросов по поводу Филиппы, на которые Джервэзу приходилось отвечать. Но чувствовалась какая-то натянутость. И оба отлично понимали это. Джервэз рано поднялся, чтобы уходить.
— Вы украсили мой вечер, дорогая!
— Это я должна сказать вам, — улыбнулась ему Камилла.
Джервэз поцеловал обе ее руки; он испытывал чувство известного облегчения, когда, наконец, сбежал вниз по лестнице. Сидя уже в автомобиле, он подумал: «А почему бы и нет? Можно быть в Марче в час с небольшим, а сейчас только половина десятого».
Во время пути он вспоминал, как он провел время у Камиллы. Оно как-то затуманивало его настроение… Ему хотелось жить только настоящим и будущим, сулившим ему так безгранично много…
Филиппа сама подошла к двери и, увидев его, выбежала ему навстречу.
— Джервэз! — она, смеясь, обняла его за шею. — Ах, дайте мне поуправлять «роллсом»!
— Сейчас.
Он поднял ее, как будто она была статуэткой из тончайшего фарфора. Филиппа надавила педаль, и автомобиль врезался в каменную стену; при этом он немного пострадал — вогнулось одно крыло.
— Чудно! — воскликнула Филиппа. — Но только почему он едет назад?
Он крепко обнял ее одной рукой… сандаловое дерево и жасмин… и звезды.
— Рада, что я приехал?
— Конечно. А сейчас я правильно нажимаю? — Они выехали на большую, прямую дорогу.
— Впереди огни, Джервэз, там, за углом! Вон осветились телеграфные провода. Как изумительно… Как будто над нашими головами вьется узкая серебряная дорога. Но я ничего не вижу перед собой. Скорее, что делать? Берите руль…
Джервэз свернул в сторону. До них донеслись недовольные восклицания пассажиров промчавшегося автомобиля. Филиппа засмеялась. Она находила, что ощущение быстрого приближения большого автомобиля было чудно; она с трудом переводила дыхание и успокоилась только тогда, когда мотор стал работать медленнее и они делали около семидесяти километров в час.
Показались другие автомобильные огни, бесконечно яркие, ослепляющие новичка. На этот раз Джервэзу не удалось так же успешно предупредить катастрофу. Филиппа в панике круто повернула руль и затормозила. Многострадальный автомобиль остановился в траве, рядом с дорогой.
— Прекрасно! — засмеялся Джервэз, крепко обнял Филиппу и поцеловал. Она ответила на его поцелуй девственно холодными юными губами, беззаботно прижимая их к его лицу, к его подбородку.
— А все-таки ты рада, что я приехал? Только искренне, — пробормотал Джервэз.
Филиппа лежала в его объятиях, припав головой к нему на плечо.
— Видишь ли, твой приезд среди ночи, такой неожиданный, скорее напоминает появление принца в волшебной сказке! Ведь они всегда появляются, как известно, в самый нужный момент. Мы все были такие скучные, мама и папа почти что уже заснули, Фелисити телефонировала кому-то, чтобы поехать танцевать, Сэм сидел надутый и молчаливый. В общем, как видишь, все достаточно нудно. И вдруг среди молчания раздается сирена, и это оказываешься ты…
— «Дорогой»? — подсказал ей Джервэз, и Филиппа, смеясь, повторила:
